— Итак, — наконец произнесла я, пытаясь поторопить Лию. — Дорогой старенький папа. Что случилось?
Она продолжала смотреть на улицу, по которой проходили самые разные люди. Создавалось впечатление, будто Лия кого-то ждет. Потом вздохнула, потянулась к пачке, вытряхнула одну из моих последних сигарет и прикурила.
— От этого мне становится дурно, — промолвила она.
— От чего, от курения? Или от рассказа об отце?
— И от того, и от другого. И еще от пива. Я ко всему этому не привыкла. — Лия затянулась, выдохнула дым и посмотрела на сигарету так, будто та могла ее укусить. — Слышали бы вы, как я гоняю за это своих мальчишек.
— Лия, рассказывай!
— Это… ужасно. Какое-то время отец жил у северной излучины Касаи, в районе, где выращивают кофе. По-прежнему пытался крестить детей, это я точно знаю. Финтан и Селин Фаулзы раз в несколько лет там проплывают.
— Брат Фаулз? — воскликнула я. — Ты поддерживаешь с ним связь? Ничего себе! Традиционные встречи старых друзей? И он до сих пор общается с папой?
— Они его не видели. Думаю, отец дошел до определенной точки. Он прятался от незнакомцев. Но они слышали истории о белом докторе по имени папа Прайс. По разговорам с местными у них создалось мнение, что он очень старый. Ну, то есть с длинной белой бородой.
— Отец? Не представляю его с бородой. Сколько ему было бы сейчас? Лет шестьдесят?
— Шестьдесят четыре, — ответила Ада. Несмотря на то, что теперь она разговаривала, складывалось впечатление, будто она по-прежнему вручала свои короткие записки на вырванных из блокнота листках.
— О нем повсюду ходили слухи, что он обращается в крокодила и нападает на детей.
— Вот это я легко представляю, — рассмеялась я. — Африканцы очень суеверны. Один из моих служащих клянется, будто наш шеф-повар умеет превращаться в обезьяну и крадет вещи из комнат гостей. Я в это верю!
— Все еще пытался пригнать коней на водопой
[132], — заметила Ада.
— Каких коней?
— На реке действительно произошел ужасный случай. Крокодил перевернул лодку, полную детей, и они либо утонули, либо были съедены или изувечены. Все повесили на папу, ну и его без суда…
— Господи! — Я прижала ладонь к горлу. — Прямо так и повесили?
— Нет, — раздраженно, но со слезами в глазах ответила Лия, — не повесили. Сожгли.
Я видела, как тяжело Лие, и коснулась ее руки.
— Милая, я понимаю, — сказала я. — Он был нашим папочкой. Ты всегда ладила с ним лучше, чем мы. Однако он был злой, как змея. Отец заслужил то, что получил.
Она отдернула руку, вытерла слезы и высморкалась.
— Да знаю я! Люди в той деревне много раз просили его уйти, перебраться в какое-нибудь другое место, но он всегда возвращался и заявлял, что не уйдет, пока всех деревенских детей не приведет к реке и не окунет под воду. Это пугало людей до смерти. После того, что случилось на реке, они решили, что с них хватит, схватили палки и погнались за ним. Наверное, просто хотели прогнать его. Но я представляю воинственный вид отца.
— Да уж, — кивнула я. — Вероятно, он и на бегу проповедовал, меча в них огонь и серу через плечо!
— Отца окружили на старой кофейной плантации, и он вскарабкался на шаткую сторожевую вышку, оставшуюся от колониальных времен. Их там называют tours de maître, хозяйскими башнями, в старые времена надсмотрщик-бельгиец стоял на ней и наблюдал сверху, кого из сборщиков кофе в конце дня следует отстегать кнутом.
— И его сожгли?
— Они подожгли вышку. Наверняка она вспыхнула, как спичечный коробок, — дерево двадцатилетней выдержки, оставшееся от бельгийцев.
— Уверена, что до последней минуты отец проповедовал Евангелие, — произнесла я.
— Говорят, он ждал, пока не загорелся сам, а потом спрыгнул. Никто не хотел к нему прикасаться, его просто оставили там на растерзание зверям.
Я подумала, что никто из нас еще долго не сможет пить кофе! Однако момент для шуток был неподходящим. Я заказала всем еще по кружке пива «Элефант», мы долго сидели, углубившись в свои мысли. Вскоре Ада странно так посмотрела и воскликнула:
— Он заслужил Стих!
— Какой? — удивилась Лия.
— Последний. Ветхий Завет. Вторая книга Маккавейская, тринадцать — четыре: «Но Царь царей воздвиг гнев Антиоха на преступника».
— Я его не знаю.
Ада закрыла глаза, немного помолчала, а потом процитировала полностью:
— «Но Царь царей воздвиг гнев Антиоха на преступника, и когда Лисий объяснил, что Менелай был виновником всех зол, то он приказал отвести его в Берию и по тамошнему обычаю умертвить. В том месте находится башня в пятьдесят локтей, наполненная пеплом; в ней было орудие, обращавшееся вокруг и спускавшееся в пепел. Там всегда низвергают на погибель виновного в святотатстве или превзошедшего меру других зол. Такою-то смертью пришлось умереть нечестивому Менелаю и не иметь погребения в земле».
— Чушь собачья! — заявила я.
— Откуда ты знаешь этот стих? — удивилась Лия.
— Мне его задавали раз пятьдесят. И это последний из моих Стихов. Сотый с конца, если включать Апокриф, который отец, конечно же, всегда включал.
— И чем он заканчивается? — спросила я. — Уроком для домашнего пользования?
— Заключительная фраза Второй книги Маккавейской звучит так: «Здесь да будет конец».
— Здесь да будет конец, — в изумлении повторили мы с Лией, после чего все молчали около часа, слышалось лишь бульканье в горле, когда мы глотали пиво. А Лия выкурила две последние сигареты в Западной Африке.
— Почему он задавал тебе этот стих так часто? — поинтересовалась она. — Мне — ни разу.
По мне, так какая разница?
Но Ада улыбнулась и ответила так, словно это было важно:
— А ты как считаешь, Лия? Потому что я была медленная.
Вскоре я почувствовала запах древесного дыма. Какие-то торговцы разожгли гриль на обочине улицы и начинали жарить мясо. Я подошла к ним и купила на свои деньги по шампуру каждой из нас, чтобы не слышать причитаний Лии, что это слишком дорого, или лекций Ады насчет того, какие именно паразиты в нем живут. Это была курица на деревянных вертелах, я принесла их к столу, завернутыми в вощеную бумагу.
— Ешьте и веселитесь! — воскликнула я. — Будем здоровы!
— Помянем папу, — произнесла Ада.
Сестры посмотрели на свои шиш-кебабы, переглянулись и захихикали чему-то, понятному лишь им двоим.
— Отец действительно был хозяином собственной судьбы, надо отдать ему должное, — сказала Лия, жуя. — У него был собственный учебник истории, только его. Когда он еще жил в Киланге, мы постоянно получали сведения о нем от папы Боанды и Фаулзов. Я даже могла, наверное, поехать навестить отца, но у меня не хватало духу.
