Болтовня и комплименты продолжались так долго, что я чуть не подохла от скуки. Мои сестры таращились на обаятельного незнакомца и ловили каждое его английское слово: для меня это ничем не отличалось от обеда с папиными напыщенными членами группы по изучению Библии дома, в Джорджии, только с более омерзительной пищей.
А потом вдруг среди ясного неба грянул гром.
Анатоль наклонился вперед и сообщил:
— Наш вождь папа Нду обеспокоен моральной деградацией своей деревни.
Папа подхватил:
— Неудивительно, потому что слишком мало жителей деревни ходят в церковь!
— Нет, преподобный. Он обеспокоен тем, что слишком много жителей деревни ходят в церковь.
Это повергло нас в шок. Но папа тоже наклонился вперед, готовый принять вызов. В предвкушении спора он всегда возбуждался.
— Брат Анатоль, как церковь может означать что-либо, кроме радости для тех немногих здешних жителей, которые выбрали христианство взамен невежеству и тьме!
Анатоль вздохнул:
— Я понимаю ваши трудности, преподобный. Но папа Нду попросил меня разъяснить следующее. Его тревога связана с важными богами и предками этой деревни, которых здесь испокон веков почитали определенными священными обрядами. Папу Нду беспокоит, что люди, посещающие вашу церковь, пренебрегают этим своим долгом.
— Пренебрегают своим долгом перед ложными идолами?
— Вам это, видимо, трудно понять. Люди, присоединившиеся к вашей пастве, в основном те, кого мы на киконго называем лензука — то есть люди, опозорившие себя, или неудачники, или кто-нибудь еще в этом роде. Например, папа Боанда. Ему ужасно не повезло с женами. Первая никак не могла родить нормального ребенка, а у второй ребенок умирает еще в утробе и возвращается в ее чрево снова и снова. Никто больше не помогает этой семье. Они добросовестно поклонялись своим домашним богам, приносили им жертвы в виде положенной еды, делали все, как нужно. Однако их боги все равно почему-то покинули их. Они это чувствуют. Хуже им уже быть не может, понимаете? Вот они и решили попробовать приносить жертвы вашему Иисусу.
Папа выглядел так, словно подавился костью. У меня в голове промелькнуло: в доме есть врач? Однако Анатоль продолжил как ни в чем не бывало, вероятно, не замечая, что папа вот-вот умрет от разрыва сердца.
— Папа Нду рад, что вы уводите к себе невезучих людей. Таким образом, духам-покровителям деревни они будут менее заметны. Но его беспокоит то, что вы пытаетесь переманить и многих других на неверный путь. Он боится, что боги обрушат на нас страшные беды, если мы прогневим их.
— Вы сказали — неверный?
— Да, преподобный Прайс.
— Неверный путь… Папа Нду считает, то, что я несу слово Божие этим людям, приведет их на неверный путь.
— Вы гораздо лучше меня сформулировали его мысль. Он полагает, что вы ведете жителей деревни в яму, откуда они не смогут видеть солнце и окажутся в ловушке, как насекомые в гниющей туше.
Ну, все! Сейчас папа рухнет замертво. Вызывайте «Скорую»! Тем не менее Анатоль сидел и глядел на папу, слегка приподняв брови, словно хотел сказать: «Вы элементарный английский язык понимаете?» Я уж не говорю о своих младших сестрах, которые вперились в Анатоля так, будто он был двуглавым теленком из музея Роберта Рипли «Хотите верьте, хотите нет».
— Значит, папа Нду просил вас это мне передать?
— Да.
— А вы согласны с тем, что я веду ваших односельчан отведать мяса гниющего трупа?
Анатоль замялся. Похоже, он мысленно перебирал слова в поисках наиболее подходящих. Наконец он ответил:
— Преподобный Прайс, разве каждое воскресенье я не стою рядом с вами в церкви, переводя слова Библии и ваши проповеди?
Папа не сказал определенно ни да ни нет, хотя, разумеется, это было правдой. Но таков уж наш отец. Он никогда не отвечает на вопрос прямо и ведет себя так, словно всюду подозревает ловушку и опасается в нее попасть.
— Анатоль, а сейчас вы разве не сидите за моим столом и не переводите мне слова из Библии ложного идолопоклонства папы Нду и его проповеди, направленной конкретно против меня?
— Да, сэр, именно это я и делаю.
Папа скрестил вилку и нож на тарелке и вздохнул, довольный тем, что взял верх.
— Брат Анатоль, каждый день я молю Господа вразумить меня и дать терпение для того, чтобы привести папу Нду в нашу церковь. Может, мне следует молиться и за вас?
Они говорили о Большом Вожде Нду, или «мистере Нанду»
[40], как называла его Руфь-Майя. И я бы сказала, что это было нечто. Надо сильно потрудиться, чтобы заставить себя уважать «вождя», который носит очки без стекол (вероятно, считает, что они повышают кофицент его умственного развития) и шкурку какого-то мелкого зверя вокруг шеи — атрибут моды, такой же, как у пожилых прихожанок в Джорджии, — наверняка наделенный сакральным смыслом.
— Если вы имеете в виду своих врагов, то меня в их числе нет, — произнес Анатоль. — А если боитесь соперников вашей церкви, то должны знать, что здесь живет еще один нганга — проповедник. Люди ему доверяют.
Папа ослабил узел галстука и расстегнул воротник воскресной рубашки с короткими рукавами.
— Во-первых, молодой человек, я никого не боюсь в Киланге. Я — проводник великой благой вести Господа всему человечеству, и Господь наделил меня большей силой, чем дикого зверя или самого стойкого язычника.
На это Анатоль лишь моргнул. Думаю, ему было интересно, к какой категории папа относит его самого: к диким зверям или стойким язычникам.
— Во-вторых, — продолжил папа, — напомню вам то, что вы должны сами знать: брат Нду не является священником ни в каком смысле слова. Его задача — улаживать взаимоотношения между людьми, а не решать духовные вопросы. Однако вы правы: кроме меня, есть пастырь, который ведет меня за руку. Господь — наш пастырь.
Естественно, папа делал вид, будто знает, о ком или о чем говорил Анатоль, ведь он — отец-знающий-все-лучше-всех.
— Да-да, конечно, Господь — наш пастырь, — поспешно согласился Анатоль, словно не слишком верил в это, но хотел поскорее «проскочить» данный аргумент. — Я говорю о нганге папе Кувудунду.
Все уставились на середину стола, точно там появилось нечто мертвое с ногами. Разумеется, мы знали папу Кувудунду — видели, как он, что-то бормоча, ходил по дороге, по-дурацки качаясь и наклоняясь так низко, будто вот-вот упадет. У него на одной ноге шесть пальцев, но это еще полдела. В базарный день он, важный, словно доктор Килдэр
[41], часто продает аспирин, а в другие дни появляется разукрашенный какими-то белилами с головы до ног (включая задницу). Видели мы его и сидящим на корточках в своем дворе, в окружении пожилых мужчин, едва не падающих от выпитого пальмового вина. Папа объяснил нам, что папа Кувудунду совершает грех, одурманивая людей ложными пророчествами. Насколько нам известно, со своими взрослыми сыновьями он предсказывает будущее по куриным костям, которые они бросают в калебасу.