— Все, что здесь, — это «нту», — объяснил Нельсон, пожимая плечами, будто хотел сказать: неужели так трудно понять?
И это действительно было бы легко понять, если бы «быть здесь» означало то же самое что «существовать». Основа «нту» спит, пока ее не коснется номмо. Номмо — сила, которая оживляет вещи, превращая их в то, что они есть — в человека, или дерево, или животное. «Номмо» означает «слово». У кролика своя особая жизнь, не такая, как у крысы или мангуста, потому что он называется «мвундла», кролик. Ребенок не живет, считает Нельсон, пока не получит имени. Я сказала ему, что это помогло мне объяснить одну тайну. Мы с сестрой однояйцевые близнецы, так как же получилось, что из одного семени вышло две столь разные жизни? А теперь я поняла: все потому, что меня назвали Адой, а ее — Лией.
«Номмо», — написала я в блокноте, лежавшем открытым на столе. Номмо, оммон, НоМмо, написала я, желая заучить это слово и правильно, и задом наперед, и по-всякому. Теоретически в тот момент я учила Нельсона, по его собственной просьбе, как писать письмо (игнорируя факт, что у него все равно не будет возможности отослать его). Ему нравится мое молчаливое обучение, и он часто просит меня о нем. Однако Нельсон из тех учеников, кто склонен при малейшей возможности превращаться в учителей. И он уверен, что его болтовня помогает нашему общению, поскольку я только пишу на бумаге.
«МОЯ СЕСТРА РАХИЛЬ — НОММО МВУЛА?» — интересуюсь я.
Нельсон кивает.
Тогда Руфь-Майя — Номмо Банду, а Лия — Номмо Либа. А откуда берется «номмо»?
Он показал на свой рот. Номмо выходит изо рта, как водяной пар. Песня, стихотворение, крик, молитва, имя — все это номмо. Сама вода — номмо, причем самого важного свойства, как выясняется. «Вода» — это слово, данное или утаенное от нас предками, — в зависимости от того, насколько хорошо мы с ними обращаемся. Слово предков вселяется в деревья или людей, пояснил Нельсон, и это позволяет им жить как мунту.
«ДЕРЕВО ТОЖЕ МУНТУ?» — написала я и быстро черточками набросала человечка и дерево рядом.
Мы часто разговариваем в основном с помощью рисунков и жестов.
«Дерево — разновидность живого существа?»
— Конечно, — ответил Нельсон. — Ты посмотри на них: у обоих есть корни и голова.
Его озадачивала моя неспособность понимать простые вещи.
Потом он спросил:
— Как думаешь, каким образом ты и твоя сестра Либа выросли из одного семени?
Я написала: «Близнецы». Нельсон не знал этого слова. Я нарисовала рядышком двух одинаковых девочек, что привело его в еще большее замешательство, учитывая факт, что речь шла о Лие и обо мне — о красавице и чудовище. Тогда — поскольку вокруг никого не наблюдалось, а смутить Нельсона было трудно — я бесстыдно изобразила пантомиму: как некая мать рожает одного ребенка и сразу же — оп ля! — второго. Близнецы.
Нельсон вытаращил глаза:
— База!
Я кивнула, он был не первым человеком, потрясенным тем, что мы с Лией близнецы. Но дело явно было не только в этом, потому что Нельсон отскочил от меня с такой прытью, что перевернул стул, на котором сидел.
— База? — повторил он, указывая на меня, а затем осторожно прикоснулся к моему лбу и отдернул руку, словно обжегшись.
Я с обидой написала: «Ты никогда не видел близнецов?»
Нельсон покачал головой.
— Если у женщины рождаются близнецы, она должна отнести их в лес и оставить там. Сразу после рождения, как можно быстрее. Это очень-очень важно.
«Почему?»
— Предки и боги… — Он запнулся. — Боги обрушат свой гнев на мать, которая этого не сделает. Думаю, деревня может оказаться затопленной или почти все умрут, если мать оставит при себе своих база.
Я оглядела комнату, дала понять, что не заметила признаков приближающейся катастрофы, и пожала плечами. После чего сочла практическую часть урока законченной и начала тщательно рисовать в блокноте Ноев ковчег. Вскоре Нельсон поднял стул и, поставив его футах в четырех от меня, сел. Ему приходилось вытягивать шею, чтобы рассмотреть мой рисунок.
«ЭТО НЕ О БЛИЗНЕЦАХ», — написала я над рисунком, однако подумала: «Кто знает, может, и о них — все эти пары кроликов и слонов…»
— Что случилось с деревней, когда ваша мама не отнесла вас в лес?
Я припомнила год нашего рождения, написала: «МЫ ПОБЕДИЛИ В ВОЙНЕ» и продолжила вырисовывать исключительно изящного жирафа. Но Нельсон смотрел по-прежнему сердито, ожидая доказательств того, что мое рождение не навлекло чуму на наш дом. «НИ НАВОДНЕНИЙ, НИ ЭПИДЕМИЙ, — написала я, — ВСЕ ОСТАЛОСЬ ХОРОШО В США, ГДЕ МАТЕРИ ДЕРЖАТ СВОИХ БАЗА ПРИ СЕБЕ».
Нельсон смотрел на меня с таким скептическим раздражением, что я испытала искушение усомниться в собственных словах. А не было ли, например, ураганов в тот месяц, когда родились мы с Лией? Или повальной эпидемии гриппа по своей стране? Я пожала плечами и нарисовала второго жирафа, с эффектно изогнутой в виде буквы Z шеей. Жираф бендука.
Нельсон не был готов сменить тему. Моя принадлежность к близнецам представляла собой угрозу обществу.
— Папа Иисус, что он об этом говорит?
«ОБЫЧНО: „СЛИШКОМ МНОГО“».
— Что велит делать, когда женщина рожает… — Он смущался произнести это слово даже по-английски.
Я пожала плечами, однако Нельсон не отставал. Он не верил, что Библия Иисуса, при таком колоссальном обилии слов, не дает особых указаний матерям новорожденных близнецов. Я написала: «ИИСУС ВЕЛИТ СОХРАНЯТЬ ИХ».
Нельсон снова пришел в сильное возбуждение.
— Значит, вот почему обе жены папы Боанды ходят в церковь Иисуса! И мама Лаканга! И все эти женщины с их друзьями и мужьями! Они думают, что у них снова родятся близнецы и папа Иисус не заставит их отнести их в лес.
Это была удивительная догадка, и я поинтересовалась подробностями. Согласно предположению Нельсона, почти половина паствы моего отца являлись родственниками мертвых близнецов. Любопытная заповедь, на ней можно построить пастырство: Первая евангелическая баптистская церковь приверженцев близнецов. От Нельсона я также узнала, что каждое воскресенье мы оказываем гостеприимство семерым прокаженным и двоим мужчинам, наказанным местными богами изгнанием за то, что они случайно убили соплеменника или ребенка. Похоже, мы становимся церковью пропащих, что не так уж далеко от деятельности самого Иисуса в свое время.
Это не должно было бы стать неожиданностью. Анатоль пытался объяснить нам социальную функцию нашей церкви во время того рокового застолья, которое окончилось разбитым блюдом. Однако преподобный считал, будто выполняет такую чрезвычайно важную миссию по разъяснению тонкостей Писания язычникам, что не мог представить, что в действительности он просто человек, выметающий сор с улиц: устраняет неблагонадежные элементы из церемониальной жизни Киланги. Он даже не заметил, что большинство семей прихожан, потерявших детей во время эпидемии какакака, вернулись к поклонению предкам, и лишь немногие убитые горем семьи язычников так же тихо пришли попробовать на зуб, что такое христианство. Хотя мне это кажется совершенно понятным, преподобный не способен постичь практический взгляд на религию. Сто́ит во время воскресной проповеди какому-нибудь новообращенному приковылять в церковь, и папа за обедом будет хвастать, будто «люди обретают дом в его церкви, и в конце концов это привлечет внимание каких-нибудь местных шишек».
