Но все же Уильям Фридман не отказался от изучения манускрипта окончательно — он всегда с готовностью отзывался на предложения других ученых поделиться своими выводами и сам стремился познакомиться с новыми версиями.
В 1954 году состоялась оживленная переписка между Эрвином Панофским, версии которого относительно манускрипта мы уже рассматривали, и Уильямом Фридманом. Фридман отправил своему «коллеге по манускрипту» некое подобие опросника, предложив поделиться впечатлениями и гипотезами. В числе вопросов были следующие: на каком материале и при помощи каких инструментов создана рукопись? В каком примерно десятилетии (или хотя бы столетии) она создана? На каком языке написана? Что означают картинки? И так далее. Ответ Панофского дает понять, что за прошедшие с начала 1930-х годов десятилетия его мнение относительно манускрипта претерпело значительные изменения.
Он пишет Уильяму Фридману о том, что, с его точки зрения, знакомая вам версия Ньюболда относительно «тайных» знаков поверх букв самого манускрипта в корне неверна, и соглашается с тем, что, скорее всего, за «тайнопись» были приняты обычные трещинки в слое старых чернил. Причину того, что чернила ложились неровно и трескались с течением времени, Панофский видел прежде всего в зернистости пергамента, из которого изготовлена книга. Но в этом, в принципе, ничего нового не было. А вот относительно датировки манускрипта Панофский выдвинул новую гипотезу. В своем письме Уильяму Фридману он пишет: предыдущие свои выводы относительно того, что манускрипт создан в первой половине XV века, он давно пересмотрел и теперь считает, что время создания рукописи — не ранее 1510–1520 года. Почему? Панофский обратил внимание на уже упоминавшиеся страницы с изображением «подсолнуха» и предположил: если манускрипт изготовлен в Европе, то нужно учитывать, что подсолнухи появились там только после путешествия Христофора Колумба в Новый Свет. А как мы знаем, состоялось это путешествие в 1492 году… Возможно, к тому времени Панофский просто ознакомился с упоминавшимися уже выводами Хью О’Нила относительно рисунков в манускрипте. Но на его взгляды относительно датировки повлияли не только изображенные подсолнухи — также он обратил более пристальное внимание на стиль самих рисунков и стиль одежды изображенных на них антропоморфных персонажей и «привязал» их к определенному историческому периоду (см. вклейку). Правда, справедливости ради скажем, что одетых фигур на страницах манускрипта изображено совсем немного… По мнению Панофского, манускрипт вряд ли создавался как ранее 1510–1520-х годов, так и позднее этого периода: ученый утверждал, что в оформлении иллюстраций практически незаметно влияние традиций искусства Ренессанса, которые неизбежно проявились бы, если бы книга была изготовлена в середине — второй половине XVI столетия или позднее. Правда, аргумент не слишком убедительный: известно, что характерные приметы искусства Ренессанса-Возрождения, зародившегося в Италии, проявлялись на территории Европы достаточно неравномерно и не везде одновременно.
В целом же Панофский характеризовал стиль и уровень иллюстраций манускрипта как довольно любительский и «провинциальный».
Также в переписке Панофского с Уильямом Фридманом был поднят вопрос искусственного языка. Панофский заявил, что, по его мнению, к «манускрипту Войнича» такие варианты не имеют отношения. Он утверждал, что первые более или менее систематические попытки создания искусственного языка имели место лишь в начале XVII столетия, в то время как разнообразные шифры существовали за много сотен лет до того. Одним словом, не стоит строить предположения относительно того, «какой искусственный язык» стал основой для создания манускрипта, — нужно разбираться в том, каким образом был зашифрован текст, написанный изначально на каком-то вполне известном и обыденном языке начала XVI века!
Таким образом, по «версии Панофского — Саломона» «манускрипт Войнича» представлял собой творчество некоего немецкого врача, алхимика или травника первой половины XVI столетия, зашифровавшего свои записи… Зачем? На этот вопрос ответа не было, как, впрочем, и на вопрос о способе шифрования и вариантах прочтения.
3.4. Вторая половина XX века: ученые не сдаются
После Второй мировой войны исследование манускрипта продолжалось. Занимались этим как профессионалы — криптологи, лингвисты, позднее — программисты, так и просто увлеченные любители всего загадочного.
В 1947 году свою версию относительно «манускрипта Войнича» высказал Леонелл Стронг (1894–1982), американский врач-онколог и «по совместительству» криптоаналитик-любитель. Логично, что, будучи медиком, Стронг принялся исследовать в первую очередь области, так или иначе связанные с врачебной деятельностью. Он хорошо знал, что в период, который условно считается временем создания рукописи, главным средством лечения от болезней были травы. Поэтому, предположил он, перед нами, скорее всего, нечто вроде сборника рекомендаций по лечению «натуральными средствами». В качестве предполагаемого автора Стронг назвал малоизвестного британского травника и астролога Энтони Эскема (Аскема, ок. 1517–1559). История сохранила о нем лишь самые приблизительные сведения: родился в небогатой семье, но благодаря своим талантам врачевателя стал близок к английским аристократическим кругам. Эскем является автором таких произведений, как «Малый травник», «Трактат об астрономии Энтони Эскема, в котором говорится, что все травы и все виды лекарств являются лечебными под влиянием планет и созвездий», «Прогноз на год 1550».
Леонелл Стронг заявил, что ему удалось расшифровать несколько страниц манускрипта. По его мнению, изначально документ составлялся на латыни, после чего был зашифрован при помощи полиалфавитного шифра, причем для замены знаков применялась арифметическая прогрессия. Напомню описание этой прогрессии:
a1, a1 + d, a1 + 2d, … a1 + (n — 1)d, …
То есть в последовательности членов прогрессии (цифр или, как в данном случае, букв) каждый последующий член прогрессии получается из предыдущего путем добавления к нему какого-то постоянного числа.
Таким образом, автор манускрипта сначала занимался многоступенчатым шифрованием латинского текста, заменяя буквы в соответствии с математическими последовательностями, а затем заменял полученный текст условными значками.
Заявление Стронга не произвело особой научной сенсации, более того, его выводы были раскритикованы. Причины? Во-первых, он не представил сколько-нибудь подробных описаний своей работы над расшифровкой текста, не привел конкретных примеров перевода — лишь готовый текст. Как именно он сопоставлял латинский «исходник» с условными обозначениями, которыми заполнены страницы манускрипта, — тоже не было удовлетворительно объяснено. Также Стронг не привел никаких обоснований того, почему он «определил» в авторы манускрипта малоизвестного британского травника и астролога.
Противники версии американского врача утверждали, что труды Энтони Эскема не отличаются ни особым литературным талантом, ни какой-либо изысканностью — это типичные «рабочие справочники» астролога-лекаря XVI столетия, и сложно предположить, чтобы Эскем мог создать нечто настолько из ряда вон выходящее, как «манускрипт Войнича».
