Одним словом, научная общественность решила, что исследование Стронга — из разряда тех, что провел, например, Джозеф Фили… Новизна заключалась разве что в том, что, привязав историю манускрипта к имени человека, жившего в XVI столетии, Леонелл Стронг снова «омолодил» документ.
В начале 1950-х годов попытки прочесть манускрипт предпринимает английский бригадный генерал Джон Хессел Тилтман (1894–1982). Он работал в британской разведке, начиная с 1920-х годов обучал шифровальщиков, принимал участие в исследованиях немецкого шифра «Лоренц». Интересно, что университетского образования Тилтман не имел, но его безусловный талант и огромную одаренность в области криптологии, математики, статистического анализа отмечали все, кто знал его.
Вскоре после Второй мировой войны Тилтман ушел в отставку и в 1951 году познакомился с Уильямом Фридманом. Еще в военные годы британский разведчик выступал за расширение военного сотрудничества с Соединенными Штатами, а после окончания военных действий ему выпала возможность «расширить сотрудничество» в сфере исследования «манускрипта Войнича». Правда, нельзя сказать, что Фридман и Тилтман сформировали нечто вроде рабочей группы: они изучали документ независимо друг от друга, а их переписка была не слишком активной.
Британский криптоаналитик получил практически те же неутешительные результаты, что и его американский коллега.
Джон Тилтман сначала не отрицал однозначно того, что манускрипт мог бы быть составлен на некоем искусственном языке. Были выявлены определенные закономерности в соотношении отдельных групп знаков, частотности отдельных символов. Но в итоге все же Тилтман пришел к выводу, что перед ним — не искусственно созданный язык, а довольно громоздкий многоступенчатый шифр.
Но прочесть манускрипт или хотя бы заложить основы для возможной расшифровки Тилтман также не смог.
В 1970-х годах он передал свои материалы относительно «рукописи Войнича» криптоаналитику Мэри д’Империо, которая в 1978 году издала книгу «Манускрипт Войнича — элегантная загадка». В этой монографии было обобщено и систематизировано практически все то, что было известно о книге на тот момент. Предисловие написал Джон Тилтман…
В 1960-х годах произошло много событий, на первый взгляд незаметных, но имевших значение для истории манускрипта.
В 1960 году умерла Этель Лилиан Войнич. Ее покойный супруг незадолго до смерти распорядился, что, если кто-то когда-либо пожелает приобрести манускрипт, кандидатуру покупателя должны будут одобрить Этель Лилиан, Энн Нилл и несколько «душеприказчиков» из числа известных антикваров и ученых. Вдова не занималась продажей манускрипта, руководила процессом уже после ее смерти Энн Нилл — на правах самого близкого к семье человека. О процессе «одобрения» кандидатуры потенциального покупателя — уже упоминавшегося нью-йоркского книготорговца и антиквара Ханса Крауса — мало что известно, но, видимо, возражений она ни у кого не вызвала. Правда, Краус пожелал иметь исключительные права на публикацию всех материалов, связанных с манускриптом, — видимо, этим и объясняется тот факт, что многие исследователи манускрипта получили от Нилл письма с просьбой вернуть сделанные ими копии страниц, если у них таковые имелись. Но к этому времени манускрипт был уже довольно широко растиражирован, копии вернули не все, и в итоге остановились просто на том, что все дальнейшие публикации будут согласованы с новым хозяином.
Сделка состоялась; Краус приобрел «манускрипт Войнича» за 24,5 тысячи долларов. Книготорговец был уверен, что на самом деле книга стоит значительно дороже, но его дальнейшие попытки перепродать ее (он хотел получить ту сумму, которую когда-то называл сам Войнич — 160 тысяч долларов) успехом не увенчались.
В итоге в 1969 году Краус подарил уникальное издание Библиотеке Бейнеке при Йельском университете… Там же оказалась и часть документов, непосредственно связанных с манускриптом.
В 1967 году британским издательством Macmillan Publishers была выпущена книга толщиной более 1100 страниц, которая называлась «Взломщики кодов». Написал ее историк и писатель, специалист по криптологии Дэвид Кан. Это издание объединило под своей обложкой громадное количество материалов по истории криптографии — от времен зарождения письменности до середины ХХ столетия. Особый интерес читателей вызвало то, что автор привлек документы, еще недавно являвшиеся засекреченными, и раскрыл некоторые тонкости работы европейских, американских и советских криптоаналитиков и разведчиков. Читателей привлекал и тот факт, что язык и стиль книги были рассчитаны на самый широкий круг интересующихся, а не только на «узких специалистов». Правда, надо сказать, что Агентство национальной безопасности США было не в восторге от публикации работы Кана и всячески ей препятствовало.
Это издание по сей день считается настольным для всех, кто интересуется историей криптоаналитики; книга часто упоминается в исследованиях, посвященных «манускрипту Войнича».
В 1976 году за «рукопись Войнича» взялся профессор Йельского университета, физик Уильям Ралф Беннетт (1930–2008). Он одним из первых использовал для изучения манускрипта (вернее, для изучения символов манускрипта) компьютер. Беннетт провел частотный анализ текста на основании новейших на тот момент достижений техники. И оказалось, что «уровень энтропии» в тексте манускрипта несколько ниже, чем во многих других известных языках, ниже, чем было принято думать до сих пор — до того, как текст «пропустили» через электронный мозг. Что такое энтропия? О частотном анализе мы с вами уже говорили. Энтропия — это показатель «информационной емкости» языка, вернее, его слов и знаков. Чем больше разнообразие в виде и порядке букв, в составе слов и в их сочетаниях — тем выше энтропия. Чем предсказуемее расположение букв в словах, чем менее разнообразно написание — тем ниже. Можно рассчитать энтропию не только для текста или языка в целом, но и для отдельных букв и сочетаний. Например, в некоем языке буква А в большинстве случаев следует в словах за буквой К. Другие сочетания и последовательности с буквой А встречаются крайне редко. Значит, энтропию буквы А в данном случае следует признать низкой.
Итак, оказалось, что энтропия «манускрипта Войнича» — в среднем не более 10 бит на слово, меньше, чем в латыни и в английском языке (если называть «словами» группы символов манускрипта, отделенные друг от друга пробелами). Для сравнения: энтропия английского языка составляет в среднем около 2 бит на букву.
Этот факт привел профессора Беннетта к нескольким интересным выводам.
Во-первых, он заявил, что вряд ли шифр, которым пользовался автор манускрипта, был полиалфавитным — в этом случае энтропия текста была бы значительно выше.
Во-вторых, сравнивая энтропию различных языков, он обратил внимание на то, что по своим показателям к языку «манускрипта Войнича» ближе всех находится… гавайский. А чисто внешне некоторые символы показались ученому схожими с глаголицей.
Наверное, здесь нужны некоторые разъяснения.
На гавайском языке и некоторых схожих с ним говорит население многочисленных островов Тихого океана — правда, на протяжении всего ХХ века он активно вытеснялся английским; в современном гавайском алфавите всего 13 букв. Но какое отношение гавайцы могли иметь к «манускрипту Войнича»? Скорее всего, никакого. Да и сам Беннетт утверждал, что гавайский язык он привел просто для примера и схожесть по частотным показателям вовсе не означает реального родства языков. Тем более что гавайская письменность ни для кого не являлась секретом — она сложилась лишь в XIX веке на основе латиницы, благодаря европейским миссионерам. Так что совпадение «показателей энтропии» здесь чисто случайное.
