Патология — это наука, изучающая все биологические отклонения от нормы. Чаще всего она занимается болезнями и травмами, однако другие изменения — как последствия ношения корсета или искусственная деформация черепа, о которых мы уже говорили ранее, — тоже относятся к этой сфере, независимо от того, оказали ли они на человека какое-либо вредное влияние. Проще говоря, патология сравнивает кости с некоей идеальной версией полного человеческого скелета и выявляет любые отличия от стандарта, причем каждое из этих анатомических отклонений тоже называется патологией.
Патологии — это следы прожитых жизней, переломов костей и перенесенных болезней. Мы, может, и не всегда способны выяснить точные причины этих травм, однако они все равно служат настойчивым напоминанием о том, что человек, которому принадлежали данные кости, когда-то был живым и ему по-прежнему есть что нам сказать. Утолщение в месте, где срослось сломанное ребро, либо мельчайшие следы микротрещин на бедренной кости говорят о мертвых больше, чем безупречно сохранившийся череп. Патологии — это мерила рассматриваемой жизни, которые нас с ней сближают, поднимая вопросы, никогда бы у нас не возникшие, будь скелет в нетронутом состоянии.
Примеров патологических костей и скелетов хватило бы на многотомную энциклопедию, и такие книги есть на самом деле. Практически в любом человеческом скелете можно обнаружить признаки повреждения. Ни один скелет не лишен следов износа, даже если это крошечный перелом мизинца на ноге или незаполненная вмятина. Так патологии знакомят нас с людьми, с которыми мы никогда не встречались. Различные дефекты, наблюдаемые в нашем скелете, отражают какие-то истории из нашей жизни, какими бы конфиденциальными или трагическими они ни были.
И хотя патология как наука была изначально придумана людьми и для людей, она применима не только к нам. В конце концов, мы не единственные создания, обладающие скелетом, у других позвоночных кости точно так же, как и у нас, развиваются, ломаются и срастаются. Среди обнаруженных окаменелостей предостаточно свидетельств того, что многие остеологические травмы, с которыми мы сталкиваемся, совершенно не являются чем-то новым. Список ударов и переломов уходит на многие миллионы лет назад, и каждый из них добавляет какие-то новые подробности к истории созданий, захватывающей наше воображение в галереях музеев. На самом деле порой необыкновенные скелеты древних млекопитающих и гигантских динозавров настолько впечатляют, что мы упускаем из виду эти признаки — осязаемые свидетельства давно утраченных жизней.
Один из моих любимых примеров расположен в алькове на четвертом этаже Американского музея естественной истории. Тут обычно довольно тихо и спокойно. Зал крупных млекопитающих Мильштейна не привлекает таких толп, как соседние галереи с динозаврами. Я же в том числе и по этой причине непременно навещаю старину мегацеропса каждый раз, когда наведываюсь в музей. Скелет этого зверя — похожего на громадного носорога, однако принадлежащего к вымершей, отдаленно родственной ему группе млекопитающих под названием «бронтотериевые», — мертвенно-белый, в процессе минерализации после смерти животного где-то 34 миллиона лет назад он приобрел светлый оттенок, впрочем, близкий по цвету к тому, какой он имел при жизни. Он прекрасен. И если присмотреться поближе, то пятое ребро с правой стороны выглядит немного шишковатым по сравнению с соседними. Примерно посередине находится перелом, окруженный выпуклым наростом из костной ткани, образовавшимся в процессе срастания кости. Никто не знает, что именно с ним приключилось. Возможно, мегацеропс неудачно упал. Возможно, соперник врезался ему в бок, раздробив кость подобно тому, как делают сегодня повздорившие бизоны. Информации об этом в скелете не сохранилось. Тем не менее эта древняя травма стала отражением болезненного момента в истории животного, а также показала, что оно его пережило. Ребро сломалось и уже заживало, когда животное убило что-то другое. И эти небольшие памятники доисторической боли делают старые кости более близкими, так их становится проще мысленно обернуть плотью и представить, как их ожившие обладатели сходят со своих музейных подмостков.
Разумеется, скелет — это не только кости. Зубы состоят из нескольких особых тканей, и знакомые нам зубные недуги на удивление далеко уходят своими корнями в прошлое. Возьмем, к примеру, малютку лабидозавра. Эта рептилия возрастом 275 миллионов лет напоминала среднего размера ящерицу с неправильным прикусом и кривыми зубами, и одна конкретная особь, обнаруженная в округе Бейлор, штат Техас, стала старейшей известной жертвой бактериальной инфекции среди сухопутных позвоночных. По какой-то причине — возможно, из-за того, что откусила больше, чем могла прожевать, — рептилия сломала себе два зуба. Обычно такое не представляло особой проблемы. Эти рептилии на протяжении всей жизни меняют зубы. В данном случае, однако, кость накрыла корень поврежденного зуба, заперев бактерии внутри челюсти. Рептилия перенесла сильнейшее заражение костной инфекцией, потеряв еще три зуба, и у нее образовалась болезненная, воспаленная рана, сочившаяся гноем
[47]. Изменения в ее челюсти говорят нам о том, что рептилия какое-то время прожила с этой травмой, однако каждый укус, должно быть, приносил ей невиданные страдания.
А знаете ли вы, что у динозавров был артрит? К сожалению, многие из нас с возрастом сталкиваются с таким заболеванием суставов, однако обнаруженные окаменелости указывают на то, что даже «ужасные ящеры» мучились от этой так хорошо знакомой нам сегодня тупой боли. Мы делаем такой вывод, исходя из того, как реагирует кость на потерю окружающих тканей. Хотя и существует очень много разных форм артрита, как правило, болезнь проявляет себя при износе или разрушении амортизирующего хряща вокруг сустава, вследствие чего кости начинают соприкасаться друг с другом, и в месте их контакта образуются всевозможные наросты. Такова наша расплата, в числе многих прочих неприятных моментов, за долгую жизнь. Однако эта болезнь может развиваться и по-другому. Иногда открытая рана может обеспечить бактериям прямой доступ к суставу, и попавшие туда микроорганизмы, стараясь создать себе комфортные условия для проживания, разъедают хрящ с выделением гноя
[48]. Одним из самых мерзких примеров подобного является пара костей нижней части конечности динозавра с мордой в форме лопаты, найденная в песчаном мергеле возрастом 66 миллионов лет в Нью-Джерси. Эти обнаруженные сросшимися кости, по словам палеонтолога Дженнифер Анне, «напоминали цветную капусту» ближе к краю, где они встречались у локтя; палеонтологи, описывавшие эту окаменелость, назвали ее пенистым месивом из кости. Костная ткань динозавра отмирала, и конечность поспешно наращивала новую, чтобы ее заменить: так проявил себя инфекционный артрит, разрушивший амортизирующую хрящевую прослойку сустава. Говоря другими словами, динозавру было больно, и степень разрастания кости указывает на то, что он прожил с этим весьма долгое время, прежде чем погиб на закате мелового периода.
