Эта процедура, скорее всего, была не такой уж болезненной, как может показаться. Кожа головы пронизана нервами и кровеносными сосудами — чтобы обнажить череп, приходилось пролить немало крови, — однако сама кость лишена подобной сети. Ей она попросту ни к чему. Наша кожа — это барьер, отделяющий нас от внешнего мира и рассказывающий про него. Череп же со своей характерной структурой из гибкой губчатой ткани, окруженной с двух сторон жестким слоем более плотной кости, выполняет защитную функцию. Таким образом, преодолевать мягкие ткани было гораздо больнее, чем кость, хотя, наверное, весьма необычно слышать скрежет каменного инструмента по черепу.
Количество вылеченных говорит само за себя
[67]. Примерно 83 % осмотренных антропологами отверстий как минимум начали зарастать, а признаки костной инфекции были минимальными. Большинство пациентов переживали эту операцию, и раны поддерживались в чистоте. Более того, само расположение проделанных отверстий говорит о том, как много хирурги инков знали о черепе. Выбирая место для проведения трепанации, они избегали мышц и других уязвимых участков, заключили антропологи. Кроме того, древние врачи, судя по всему, знали, как располагались кровеносные сосуды на поверхности мозга, и тщательно обходили их. Допустим, эти методики передавались из поколения в поколение, и, подобно всему остальному в человеческой культуре, в различных регионах империи, равно как и в различные эпохи, в них наблюдались те или иные вариации. Но даже при всем при этом обнаруженные находки указывают на то, что хирурги инков орудовали своими инструментами с невероятной точностью, независимо от выбранной методики, и данная процедура была распространенным способом лечения, судя по всему, невероятно частых среди их народа травм головы.
Инки-специалисты были не единственными врачами, оставившими после себя остеологический след хирургических вмешательств. Археологи обнаружили подобные следы в относительно недавних захоронениях западных цивилизаций. Черепа, разрезанные по всему контуру для изучения мозга, говорят сами за себя. И подобно черепам инков, эти останки со следами вмешательств западных медиков способны поведать нам кое-что о том, как работали врачи той эпохи. В 2015 году на собрании Американской ассоциации содействия развитию науки Дженна Диттмар объяснила, что скелеты, обнаруженные в Англии на кладбищах при больницах, демонстрируют эволюцию методов вскрытия людей с 1650 по 1900-е годы
[68].
Чтобы разобраться в истории, пришлось немного повозиться. Обнаруженные на этих кладбищах останки, отметила Диттмар, зачастую представляли собой отдельные конечности или черепа. Все потому, что почти каждое тело приходилось делить между несколькими изучавшими анатомию студентами. В XIX веке, когда обучение анатомии достигло небывалого размаха, расхитители могил вовсю продавали выкопанных мертвецов постоянно нуждающимся в них медицинским школам — спрос на трупы для изучения всегда превосходил предложение. Как бы то ни было, по этим останкам можно видеть происходившие в академической медицине изменения — следы от режущих инструментов выдают, как именно студенты вскрывали предоставленные им для изучения тела. Поначалу для вскрытия использовались грубые и неспециализированные инструменты. Они больше напоминали снаряжение плотника, чем медицинский инструментарий. Со временем разрезы становились все тоньше, а на трупах обнаруживалось все меньше повреждений, полученных в процессе вскрытия. Мертвым, пожалуй, особой разницы не было, однако это имело огромное значение для пациентов, которых оперировали теми же инструментами.
Бо́льшая часть моего рассказа до сих пор была сосредоточена на естественной истории кости. Мы изучили жизненный цикл кости, разобрались с ее эволюционным происхождением, физиологией, а также с тем, как она реагирует на внешний мир. Кроме того, патология зачастую указывает на неизбежную связь между жизнью и смертью, о чем нам напоминает один скелет из Центральной Америки.
В 2017 году археолог Николь Смит-Гусман вместе с коллегами сообщила о найденных останках неудачливого подростка, который был поражен рядом патологий
[69]. У этого скелета, похороненного после 1250 года нашей эры в районе Серро-Брухо в Панаме, были изъеденные дырами зубы, повреждения черепа, связанные с анемией, а также рак плечевой кости. Из-за саркомы на правом плече парня образовался костный нарост, который наверняка способствовал его преждевременной кончине. И хотя этот юноша и был погребен в мусорной яме, о том, кем именно он был, говорят сами обстоятельства погребения. Его тело было плотно обернуто и бережно похоронено вместе с различными предметами, включая раковину-горн. Основываясь на имеющихся о культуре того времени знаниях, Смит-Гусман вместе с коллегами заключила, что этому человеку приписывали особую значимость при жизни и в загробном мире: образования на его костях стали воплощением связи между мирами живых и мертвых. Это подводит нас к вопросу о том, как те, кто пока еще жив, пытаются придать некий смысл тем, кто их покинул. Это остеологические истории совсем другого рода, и касаются они не только жизни костей с точки зрения эволюции, биомеханики и физиологии, но еще и того, как скелеты мертвых взаимодействовали с живыми. То, как воспринимаются кости, какие, как нам кажется, тайны они способны поведать, зависит от наших представлений, и культурные изменения неизбежно влияют на то, как мы анализируем и познаем естественную историю. Когда кости больше не могут говорить сами за себя, мы говорим вместо них.
6. Ближе к кости — слаще мясо
Существует множество поводов посетить церковь Сент-Брайд на Флит-стрит в Лондоне. Для начала, этот англиканский молитвенный дом — один из старейших во всей Англии. Архитектурный скелет современного сооружения датируется примерно 1672 годом, но в той или иной форме церковь здесь существовала еще с VII века. Изначальное церковное здание превратилось в пепел в 1665 году, во время Великого лондонского пожара, однако вскоре на этом месте возвели новое. Более того, ходят слухи, что его многоярусная башня вдохновила безумно влюбленного пекаря на создание чего-то более экстравагантного, чем традиционный пирог невесты: до неприличия роскошный многоуровневый торт, за который молодожены и по сей день продолжают выкладывать баснословные деньги. И словно этого мало, Сент-Брайд является еще и «журналистской церковью». Газеты профинансировали реставрационные работы для молитвенного дома после его бомбардировки люфтваффе в 1940 году, даровав ему нынешнее воплощение.