Это увлечение и не думало угасать. Было бы удобно считать чаши из черепов и ритуальные обезглавливания частью дикарского прошлого, которое мы оставили позади. Сила костей между тем все еще с нами, чтобы почитать мертвых, запугивать врагов, потешаться над смертью, кого-то шокировать или просто подзаработать. Так, в коллекции Метрополитен-музея Нью-Йорка имеется странный инструмент с таинственным прошлым. Человеческий череп с сохранившейся полоской волос украшен рогами антилопы, а поверх открытой черепной коробки натянуты струны из кишок. Артефакт выглядит как реквизит к фильму «Это Spinal Tap», и можно легко подумать, что подобный инструмент мог использоваться для отпевания провожаемых в мир иной мертвых либо для глумления над поверженными врагами
[86]. Тем не менее его истинное происхождение, скорее всего, куда более зловещее, чем можно предположить по лишенному плоти черепу. Этот похожий на музыкальный инструмент предмет был куплен у неизвестного продавца где-то в Африке в XIX веке. Никто никогда не видел ничего похожего. Ни в одной культуре не было подобных инструментов. Некоторые народы использовали кости в музыкальных целях — в музее также имеется тибетский барабан, изготовленный из человеческого черепа, — однако никому в голову не приходило сделать такую лиру из черепа. Наиболее вероятно, что какой-то талантливый аферист просто сам собрал этот инструмент, чтобы продать европейцу, выдав за нечто уникальное. Что ж, подобное происходило часто.
По другую сторону Атлантики, в витрине, затаившейся среди экспонатов оксфордского музея Питта Риверса, снабженной надписью: «Как обращались с мертвыми врагами», выставлены несколько сморщившихся голов. Они были изготовлены столетие назад народом хиваро из Эквадора и Перу и непросвещенному посетителю могли бы показаться проявлением дикости этих людей. Мало кто заметит, что не все головы принадлежат людям — среди них есть ленивец, — да и вряд ли кто-то догадается, как все эти головы попали в музей Питта Риверса, о чем рассказывает антрополог Фрэнсис Ларсон в своей книге «Отрубленные» (Severed). В эпоху расцвета охоты за головами хиваро двигала не личная вражда, а рыночный спрос. Европейцам были нужны сушеные головы ради любопытства и для размещения в музеях, а хивару нуждались в оружии и других ресурсах. Главным двигателем этого явления была торговля, а не традиционная и относительно редкая практика использования голов ради, как считалось, содержавшейся в них силы. «Когда посетители приходят посмотреть на сушеные головы в музей Питта Риверса, — пишет Ларсон, — то на самом деле перед ними предстает история оружия белого человека»
[87].
Мысли об изготовлении чаш из черепов, каннибализме и обезглавливании могут показаться нам с вами слишком дикими и варварскими, в точности как европейским и американским антропологам. Вместе с тем нам не нужно углубляться в историю или обращаться к жестоким культурам за примерами плохого обращения с костями. И если говорить о добыче черепов, то охотники за головами не так уж и далеки от нас. Во времена краниологической лихорадки в конце XVIII века они принадлежали к так называемому просвещенному европейскому классу. Тогда у людей было гораздо больше веры в кости, пускай и совершенно беспричинной, и считалось, будто детали человеческого черепа отражают наличие или отсутствие у его обладателя гениальных способностей. Здесь пересеклись наука и суеверие, и черепа известных людей стали одновременно и статусными атрибутами, и потенциальными ключами к разгадке природы гениальности. Таким образом, амбициозные специалисты по краниологии похищали черепа заслуживающих внимания людей, чтобы попытаться найти остеологический секрет величия их обладателей. Череп знаменитого врача и писателя Томаса Брауна стал одним из таких полученных незаконным путем сокровищ.
Браун боялся того, что может случиться с ним после смерти. Мы знаем об этом, потому что он выразил свои страхи на бумаге в 1658 году, еще до появления моды на краниометрию. Особенно его беспокоило, что его останки могут превратить в предмет обихода. «Быть выкопанными из могилы, чтобы из наших черепов делали чаши для питья, а кости превращали в трубки ради забавы и прихоти наших врагов, — трагичное кощунство»
[88]. Пожалуй, только к лучшему, что он так никогда и не узнал, какая судьба постигла его в последующие столетия. Пролежав спокойно в могиле более сотни лет, череп Брауна был похищен в 1849 году, когда могильщики случайно наткнулись на его останки во время работы на соседнем участке. Его череп изъяли, чтобы изготовить слепок, на радость краниометристам — хотя в нем и отсутствовали лицевые кости, — однако у церковного гробовщика Джорджа Поттера на этот череп были свои виды. Он знал, что столь знаменитая голова будет стоить больше, чем золото того же веса — в любом случае черепа обычно не особо тяжелые, — и после непродолжительных торгов продал самые важные кости Брауна доктору Эдварду Лаббоку, который затем передал их в музей больницы Нориджа и Норфолка. Когда викарий местной церкви в 1893 году обратился с петицией о возвращении черепа, музей ответил категорическим отказом. Его руководство утверждало, что ни у кого не может быть законных прав на голову Брауна, так что они оставили его себе. Лишь в 1921 году, спустя почти 300 лет после смерти Брауна, его голова воссоединилась с телом. Забавно, как порой чужие черепа способны совершенно лишать людей морали.
Знаменитые скелеты и по сей день притягивают нас, наделены они какой-то научной символикой — подобно окаменелостям Люси, на которые я просто не мог не посмотреть — или же являются останками кого-то примечательного и влиятельного. Слава и репутация как будто просачиваются в сами кости, ловя наши взгляды, когда мы смотрим в прошлое. Они становятся символами своего времени и места, выделяясь на фоне современников, словно соединительные мостики между эпохами, которые мы своими глазами увидеть никогда не сможем. Скелеты тоже могут быть знаменитостями.
7. Плохой до мозга костей
Мне не довелось познакомиться с Ричардом III в старших классах. В программу по английской литературе из Шекспира входил только «Гамлет», но, по правде говоря, даже если бы нам и задали эту шекспировскую историю о горбатом правителе, не думаю, что я много бы запомнил. Я был из тех ребят, кто предпочел бы Питера Бенчли всем предложенным классикам. Тем не менее в 2015 году некоторые эффектные газетные заголовки вызвали у меня особый интерес к этому английскому королю. После нескольких столетий, на протяжении которых его останки считались безвозвратно утерянными, Ричард III был наконец разбужен от своего шестивекового сна под парковочной стоянкой.
