Стандартным убеждением для того времени даже среди натуралистов оставалось то, что вся жизнь сотворена Богом. Вопрос заключался в том, было это одно или несколько творений и для каких целей они предназначены. В своих комментариях к книге Мортона «Американские черепа» знаменитый шотландский френолог и поклонник Мортона Джордж Комб написал, что полученные им данные нельзя рассматривать как просто собрание новых фактов. Параметры черепов говорили об интеллектуальных и нравственных способностях своих обладателей. «Если эта доктрина не будет обоснована, то черепа останутся лишь жалкими фактами в естественной истории, — писал Комб, — не несущими никакой конкретной информации об умственных способностях людей». Нет, настаивал Комб, эта информация имеет огромное значение для всей человеческой истории. И в евангелистах, готовых принять данные Мортона в качестве научного доказательства превосходства белой расы, недостатка не наблюдалось. Более того, в эту эпоху, до появления теории эволюции, американские специалисты по физической антропологии вовсю носились с идеей о том, что божьих творений могло произойти несколько и разные расы были созданы в различных уголках мира. Следуя этой логике, некоторые из самых ярых приверженцев расового деления утверждали, что белые люди и африканцы на самом деле принадлежат к разным биологическим видам. Принимая во внимание, что даже в древнеегипетских документах люди с темной кожей значились рабами, а подобные упоминания имелись, по сути, с тех времен, когда люди озаботились документальным сохранением истории (если не учитывать историю коренных народов), расисты сделали заключение, что темнокожие всегда были рабами и такая роль для них совершенно естественна. Хотя сам Мортон ничего подобного в своих книгах не утверждал, он не предпринял никаких попыток остановить своих друзей и поставщиков черепов от использования его трудов в качестве окончательного документального подтверждения превосходства белой расы.
Сложно сдержать гнев, когда изучаешь истории Мортона и его коллег. То, что они столь уверенно считали биологическим фактом, на деле было не более чем расистским бредом. Мортон, как правило, старался держаться в стороне от натуралистов и политиков, ссылавшихся на его труды для оправдания рабства и социальных порядков, насильственно устанавливаемых в стране белыми. Он лишь собрал данные и поделился полученными результатами. Остальные сами их анализировали и комментировали, пытаясь отстоять ужасы рабства. Но как заметил историк Уильям Стэнтон в своей книге «Пятна леопарда», посвященной этой мрачной главе американской истории, в дальнейших трудах Мортон не оставил никаких сомнений относительно своих взглядов на все остальное человечество
[115]. В одном из писем он сравнил «благородные европейские формы» с «самыми ничтожными у австралийцев и дикарей», ясно дав понять, каким было восприятие мира лично у него
[116]. Он попросту не мог признать, что у всего человечества общие корни и что череп может меняться под влиянием самой жизни.
Хотя Мортон и был научным светилом своего времени, его работы вскоре оказались забыты. Появилась теория эволюции путем естественного отбора — одновременно придуманная Чарлзом Дарвином и Альфредом Уоллесом и сформулированная Дарвином в его «Происхождении видов» в 1859 году, — и идеи о различных центрах сотворения человека и отдельном происхождении видов сразу устарели. Гражданская война и манифест Линкольна об освобождении рабов еще сильнее подорвали авторитет Мортона и более громкоголосых распространителей идеи о том, что вместимость черепа определяет судьбу человека. Конец расизму и неравенству, конечно, не наступил, однако научно обоснованное деление на расы, на котором были так помешаны Мортон и его современники, осталось в прошлом, когда самый кровавый конфликт в американской истории повлек за собой значительные изменения в общественном укладе. После этого труды Мортона упоминались лишь вскользь, когда речь заходила об истории науки, — во всяком случае, так было до конца XX века.
Разворошил осиное гнездо палеонтолог и писатель Стивен Джей Гулд, заметив в своей книге The Mismeasure of Man («Ложное измерение человека») в 1981 году, что у Мортона было подсознательное предубеждение по отношению к темнокожим людям, которое отразилось на результатах якобы объективных измерений этого врача из Филадельфии. Ключевым фактором были различия между данными, полученными с помощью горчичных семян и свинцовой дроби. Гулд отметил, что после перехода от семян к дроби получаемые значения объема черепной коробки резко возросли. И больше всего возросли значения для африканских черепов — таким образом, Мортон мог подсознательно искажать результаты измерений с помощью семян, утрамбовывая их с разным усердием в зависимости от того, к какой расе принадлежал находящийся перед ним череп
[117]. Свинцовая дробь же не позволяла подобной предвзятости исказить результаты.
Хранители коллекции черепов Мортона восприняли заявление Гулда в штыки. В 2011 году группа антропологов во главе с Джейсоном Льюисом опубликовала запоздалый ответ на обвинения Гулда — новое исследование, подтвердившее достоверность полученных Мортоном с помощью дроби результатов, которую Гулд никогда и не ставил под сомнение, — что спровоцировало дальнейшие реакции
[118]. Одна за другой посыпались статьи, в которых сравнивались между собой данные Мортона и Гулда, однако, как отметил историк Джонатан Каплан, на самом деле неважно, насколько точными были измерения Мортона. Вся его работа изначально была несостоятельной: используемая им система расового деления не имела никакого биологического смысла, а черепа доставались ему из самых сомнительных источников. Мы даже не знаем, почему Мортон решил измерять среднюю вместимость черепной коробки и что тем самым он пытался доказать. Он провел точные измерения с помощью свинцовой дроби. Допустим. Однако на сборе данных наука не заканчивается, и Мортона не беспокоило то, как полученные им данные использовались для подкрепления расистских взглядов. «Непонятно, как набор черепов, собранных совершенно беспорядочным образом, зачастую из ненадежных источников… И идентифицированных допотопным способом без какой-либо возможности привязать их к осмысленным биологическим группам, — заметил Каплан с коллегами, — может быть использован для ответа на любые осмысленные вопросы относительно целых популяций, представителям которых они якобы принадлежали»
[119].
