То есть в сентябре пруссаки отступили, а затем отошли от Варшавы и русские. Но повстанцы торжествовали недолго. В это время с юга к Варшаве уже шел непобедимый А. В. Суворов, и генерал Ферзен, перейдя Вислу, двинулся на соединение с ним.
Судьба Польши решилась русским оружием: для этого императрица отправила Суворова, хотя звание главнокомандующего носил граф Румянцев-Задунайский.
СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВ
русский историк
Костюшко решился предупредить это соединение и, тайно выехав из Варшавы в корпус Кароля Юзефа Сераковского, преградил Ферзену дорогу у Мацеёвиц. 29 сентября (10 октября) 1794 года там произошла битва, в которой польское войско было наголову разбито. Поляков едва спаслось 500 человек. На месте было убито 5000 человек, и еще 1500 человек были взяты в плен, в том числе генералы Каминский, Сераковский, Княжевич и др. Попал в плен и генералиссимус Костюшко.
Дело было так. Польская кавалерия начала отступать, Костюшко поскакал вслед за ними, чтобы остановить и направить в контрнаступление, однако столкнулся с окружавшими его отрядами донских казаков из корпуса генерала Ф. П. Денисова и был тяжело ранен двумя ударами пикой и палашом. В итоге он попал в плен к казакам, которые на носилках из боевых пик и казачьих плащей доставили его в штаб Денисова.
Пленный Костюшко был отправлен в Санкт-Петербург, где он пробыл в заточении до восшествия на престол Павла Петровича.
Павел I посещает Тадеуша Костюшко (иллюстрация 1801 года)
Режим его содержания не был строг: он имел возможность получать газеты и книги, генерал-прокурор интересовался состоянием его здоровья, докладывая подробности лично императрице.
Вскоре после смерти Екатерины Великой, 26 ноября 1796 года, Костюшко посетил Павел I, пообещавший освободить его. Через два дня последовало предложение о поступлении на российскую военную службу, однако Костюшко отказался. А 30 ноября он был вынужден подписать «Присягу на верность» с обязательством защищать интересы императора и его наследника Александра Павловича. После принесения присяги участники восстания получили свободу.
Император Павел хотел освободить пленных поляков без всяких оговорок, движимый лишь желанием исправить «политическую и человеческую» ошибку своей матери. Двойственность – в хорошем или дурном – была чужда характеру Павла. Но поляки Ильинский и Вьельгорский, делающие карьеру при русском дворе <…> убеждали Костюшко, что освобождение 12 тысяч пленных зависит от согласия Костюшко принести царю верноподданническую присягу.
Костюшко не знал, что уже в прошлом году был произведен третий раздел Польши, что Россия, Австрия и Пруссия уже поделили между собой последние польские земли, что Польша как самостоятельное государство перестало существовать. Костюшко не знал, что по трактату третьего раздела полякам предоставлен свободный выбор подданства, так что нужды в «верноподданной присяге» не было.
Костюшко мучился: как это он, вождь восстания, откажется от Польши, от своего прошлого, от всего того, чем жил? Но, думал он, имеет ли он моральное право жертвовать благополучием и жизнью 12 тысяч поляков только для того, чтобы сохранить свою честь незапятнанной? Свою личную честь! Не перетянет ли на весах истории реальная ценность 12 тысяч человеческих жизней само понятие «честь»? Костюшко вспомнил: а ведь и от верноподданнической присяги можно освободиться, когда эта присяга становится обременительной для чести! Именно так он, Костюшко, поступил, когда честь не позволила ему служить своему королю.
И Костюшко, не зная подлой игры вокруг его имени, согласился принести верноподданную присягу…
ЛЕОН ОСТРОВЕР
советский писатель
Забегая вперед, отметим, что освобожденный Костюшко в 1796 году уехал в Америку, откуда через два года явился во Францию, по призыву составлявшего там польские легионы Домбровского. Костюшко, однако, быстро понял, что французское правительство вовсе не имеет серьезного намерения восстановить Польшу, как надеялись его соотечественники, и уклонился от участия в легионах.
Тадеуш Костюшко последние годы жизни провел в Швейцарии, где и умер 15 октября 1817 года, незадолго до смерти освободив принадлежавших ему в Польше крестьян.
Памятник Тадеушу Костюшко в Варшаве
А что же восстание?
Несмотря на панику в Варшаве, произведенную известием о Мацеёвицкой битве и пленении Костюшко, население требовало продолжения войны. Вновь избранный главнокомандующий генерал Томаш Вавжецкий послал всем польским отрядам приказание спешить для обороны столицы, что те и успели исполнить. Между тем А. В. Суворов, присоединив к себе войска генерала Ферзена, 23 октября расположился под Прагой (предместье Варшавы), а 24-го взял ее штурмом после кровопролитной битвы, продолжавшейся четыре часа.
После этого стало очевидным, что дальнейшая борьба для поляков невозможна, и жители Варшавы сами попросили повстанцев капитулировать. 25 октября 1794 года была подписана капитуляция, 26-го А. В. Суворов победоносно вступил в город.
Революционное правительство было тут же уничтожено. Король на время вступил опять во все свои права и написал императрице Екатерине следующее письмо:
Судьба Польши в Ваших руках, Ваше могущество и мудрость решат ее; какова бы ни была судьба, которую Вы назначаете мне лично, я не могу забыть своего долга к моему народу, умоляя за него великодушие Вашего Императорского Величества. Польское войско уничтожено, но народ существует; но и народ скоро станет погибать, если Ваши распоряжения и Ваше великодушие не поспешат к нему на помощь. Война прекратила земледельческие работы, скот взят, крестьяне, у которых житницы пусты, избы сожжены, тысячами убежали за границу; многие землевладельцы сделали то же по тем же причинам. Польша уже начинает походить на пустыню, голод неизбежен на будущий год, особенно если другие соседи будут продолжать уводить наших жителей, наш скот и занимать наши земли. Кажется, право поставить границы другим и воспользоваться победой принадлежит той, которой оружие все себе подчинило.
На это Екатерина ответила так:
Судьба Польши, которой картину Вы мне начертали, есть следствие начал разрушительных для всякого порядка и общества, почерпнутых в примере народа, который сделался добычей всех возможных крайностей и заблуждений. Не в моих силах было предупредить гибельные последствия и засыпать под ногами польского народа бездну, выкопанную его развратителями, и в которую он, наконец, увлечен. Все мои заботы в этом отношении были заплачены неблагодарностью, ненавистью и вероломством. Конечно, надобно ждать теперь ужаснейшего из бедствий, голода; я дам приказания на этот счет сколько возможно: это обстоятельство вместе с известиями об опасностях, которым Ваше Величество подвергались среди разнузданного народа Варшавского, заставляет меня желать, чтобы Ваше Величество как можно скорее переехали из этого виновного города в Гродно. Ваше Величество должны знать мой характер: я не могу употребить во зло моих успехов, дарованных мне благостью Провидения и правдой моего дела. Следовательно, Вы можете покойно ожидать, что государственные интересы и общий интерес спокойствия решат насчет дальнейшей участи Польши.
