— Пива мне купил знакомый негр с бензозаправки, и на этом культурный шок был исчерпан.
— А я неграм поначалу не доверял, — признался Бродский. — Думал, они против меня что-то имеют.
— Тут на рельсах у меня несколько раз отбирали деньги, — сказал я. — Но я быстро привык заговаривать им зубы. И вообще, они одно время занимали мое воображение. На стриптиз ходил, пускал слюни на огромных африканских баб. Сейчас удивляюсь себе.
— Вы удивительно быстро адаптировались, — сказал Бродский. — Поражаюсь вашей пластичности. Ну а как же язык? Ведь вы приехали сюда без английского.
— Выучил с барышней в постели, — сказал я. — Ну и в школе как-то приходилось изъясняться. Но, как ни крути, главные мои университеты — улица.
— Вы приехали сюда сравнительно молодым, — заключил Бродский. — Мне было под сорок. А сорок — это не двадцать пять.
— Иосиф Александрович, мне одиноко на чужбине. Усыновите меня. Если вы столь щедро похвалили мои стихи, будьте последовательны. Я покинул святую Русь, вышел за пределы родной речи и ментальности ради того, чтобы быть рядом с вами. Теперь я одинок, неприспособлен к жизни, с трудом зарабатываю на кусок хлеба. Усыновите меня, Иосиф Александрович! Помогите талантливому гою!
Я апеллировал к своему сиротскому прозябанию в этой стране, где у меня нет ни родных, ни близких, ни ХИАС, ни Библиотеки Конгресса. Русскому труднее адаптироваться в Америке, чем еврею.
— Вадим, у вас есть влиятельный отец. Не может же у вас быть двух отцов, — рассмеялся Бродский.
— Один отец — русский, другой — американский. Нормально. Вы можете быть моим крестным отцом.
— Вы только что крестились, — резонно отвечал Иосиф. — Ваш крестный отец — господин Кейтс. И потом, у меня уже есть сын.
— Я могу перейти в другую конфессию!
— В этом я не сомневаюсь.
— Будьте моим дядей. В огороде — бузина, в Нью-Йорке — дядька. Идет? Не отказывайтесь! Я все равно не отвяжусь. «Мы ответственны за того, кого приручили».
— Вы определенно ненормальный, — Бродский нервно вздохнул.
— Будьте мне дядькой! — повторил я.
— Ладно, — он помолчал, катая языком конфетку во рту. — Дядькой так дядькой. Можете звать меня Дядя Джо. Подходит?
Мы нежно распрощались. Экскурсию и поездку на острова можно было считать удачными.
— Такое не забывается, — сказал он. — Поход в тюрьму я запомню навсегда. Вы действительно собираетесь звонить по этим блядским телефонам?
— Да. Будут отвечать сутенеры, но и они обычные люди.
— Что это у вас за национальный характер? Вы, на мой взгляд, представитель несуществующей национальности.
— И цивилизации, — добавил я, когда поезд уже тронулся.
Мускулы плодов
Гостиница была еле освещена несколькими фонарями, стоявшими в окружении дикорастущих пальм на входе. Если бы не вывеска, то и ее можно было принять за тюрьму. Раньше она называлась по-другому. «Бейкер»? «Байкер»? Теперь стала франшизой «Хэмптонс».
Ночной портье узнал меня и, пока я заполнял анкету, предложил бинокль.
— Опять будете подсматривать за женой?
Прошлый раз я останавливался здесь, когда Ксения с дочерью еще обретались в Колумбии.
— Они уехали, — сказал я. — Просто нужно переночевать.
На стойке ресепшен у них всегда стояли два здоровых штофа с шерри, вином типа портвейна. Я наполнил себе стакан, осушил его разом, наполнил второй и уселся на кушетку в холле.
— Геологи к Кейнсу еще приезжают? — в Институт ресурсов в былые времена приезжали многочисленные делегации из Союза и стран Содружества, но теперь тайны наших природных недр были, видимо, учтены и сосчитаны.
— За последний год был какой-то поц с Кубы. Все бегал по блошиным рынкам. В остальном тишь да гладь. Контора переехала в Солт-Лейк-Сити.
— Давно туда собираюсь, — сказал я. — Лютеранином я уже побыл, пора послужить мормонам.
— Мормоны богатые, — согласился портье. — Но это не значит, что их вера правильная.
— Вы серьезно так считаете? Я думал, что бог распределяет финансы по мере приближения той или иной конфессии к истине.
Портье покрутил пальцем у виска и попытался забрать бутылки со стойки. Делал он это умело, зацепляя пятерней сразу два штофа.
Стекло даже не звякнуло.
— Не жадничайте, — остановил его я. — Я у вас редкий гость. Вы должны меня потчевать.
В номере я включил телевизор и посмотрел фрагмент Family matters, сериала про негритенка-ботаника в школе. Аркел-мен (так звали мальчика) мне нравился больше Супермена. Он был смешон и жалок. Люди тянутся к уродцам с большей страстью, чем к пафосным героям. Вундеркинд проводил химические опыты и заполонял пространство зеленым дымом. Изобретал вечный двигатель и ковер-самолет. Одноклассники и учителя ненавидели пытливость его натуры. Мне он был приятен. Я подумал, что после завершения съемок он вполне мог стать бандитом с большой дороги и даже отсидеть срок в нашей «Висте».
Позвонил Ксении рассказать о своих делах. Несмотря на обилие американских опекунов, «дедушек», «друзей семьи», на «манхэттенскую любовницу» и Дядю Джо, Ксения была единственным человеком, на которого в этой стране я мог положиться. Ей я звонил по поводу приготовления макарон, обращался к ней с трудностями перевода, делился с ней интригами на кафедре.
Статус нашего союза был неопределенным. В лютеранство мы крестились, чтобы в будущем обвенчаться. Отъезд в Нью-Йорк поменял мой душевный настрой. Заводить семью с женщиной старше меня на одиннадцать лет я не торопился. Когда она сообщила, что могла залететь, вообще дал задний ход. По всем законам подлости заявил, что на этом можно похоронить мою карьеру. Я ценил свободу. Хотел гулять с девушками по берегу океана в белых одеждах. Закусывать шампанское устрицами. Танцевать на дискотеках брейк-данс.
Мы поговорили о скорой встрече. Я собирался прилететь к ней на рождественские каникулы — заняться переводом Натаниэля Тарна, жившего неподалеку. О том, что у нее налаживаются отношения с одним канадцем, предположить не мог. Ксения казалась мне вечной спутницей жизни. Была моей семьей. В этом южном городке я скучал по своей далекой семье. Однако если живешь с женщиной раздельно — жди окончательной разлуки.
От нечего делать я достал книгу, подаренную мне поэтическим шизофреником в «Камелии». Листы формата letter, плотно исписанные авторучкой, скопированные на ксероксе и переплетенные в мастерской наподобие амбарной книги. Дать название этой работе Крюгер не удосужился. Черный переплет с золотым тиснением — и все. Каббалистика.
Страницы были заполнены номерами телефонов, в два столбика на каждой. Какой редкий диагноз. Написал все стихи на свете? Со дня творения, что ли? Я — автор Библии: Ветхого и Нового Заветов. Средневековой исландской саги. Удмуртского эпоса. Я изобрел армянский алфавит. Продиктовал «Листья травы» Уолту Уитмену, прячась в ее зарослях.
