Мы просидели в таком положении минут сорок. С Маргарет что-то происходило. Она разговаривала тихо, словно меня баюкала, и вдруг уходила в забытье. В ее бедра вселялись легкие судороги, лоб покрывался испариной, а губы дрожали. Мне нравилось, что ей хорошо со мной. Я думал о том, что, не дожив до тридцати лет, я воплотил почти все свои мечты в жизнь. Что еще мне было надо? Я русский поэт, получивший профессорское место в университете. Мои стихи и проза переводятся на английский, публикуются в США и получают денежные премии. Сильные мира сего расположены ко мне. Мой бизнес вот-вот должен принести мне кучу денег. Я проехал через всю Америку на автомобиле и вернулся обратно. Я нашел американскую женщину и трахаюсь с ней на Бруклинском мосту. Недавно я был провинциальным юношей, не знающим, к кому обратиться за оценкой своих стихов и рассказов. Не говорил по-английски и мямлил по-русски. Я — везучий парень. Оркестр, туш, пожалуйста.
Маргарет очнулась от летаргии и захотела выпить. Пьянство объединяло нас не меньше, чем секс. Шло с ним нога в ногу. Я убрал руку с пояса для чулок, за который, оказывается, держался все это время. Помог женщине встать, поднялся тоже.
— Сегодня утром в Хобокене ко мне подошел один парень и спросил, не являюсь ли я известным французским певцом. Ты делаешь со мной удивительные вещи. Я излучаю свет славы. Именно с тобой я почувствовал себя знаменитостью.
— И что ты ответил?
— Правду и только правду, — вздохнул я. — Хотя не хотел его разочаровывать.
— Надо было дать ему автограф, — сказала Маргарет. — Дай мне свой автограф.
— Я могу сделать татуировку у тебя на заднице.
— Заметано.
Прихрамывая, мы добрались до студии и завалились в бар на Гранд-стрит. Мы часто прощались в этой забегаловке, когда у Неизвестного были гости. Нас тут знали. Согревшись, я поднял тост за Маргарет.
— За невероятный вечер, который она мне сегодня подарила, — сказал я бармену.
Когда мы побрели назад к Эрнсту продолжить наше свидание, Маргарет вдруг сказала мне с необычной искренностью:
— Ты знаешь, мне нравится, что у тебя есть деньги. У русских их обычно нет, а у тебя есть. Мне нравится, что ты ухаживаешь за мной и всегда пропускаешь вперед себя. Что ты красивый и смелый. И у тебя никогда не возникает проблем ни с сексом, ни с выпивкой. Мне ничего больше не надо. По крайней мере, на настоящий момент я абсолютно счастлива.
Выставку в Стивенсе мы провели на ура. Маргарет прошерстила guest list студии и пригласила околохудожественную публику. Преподаватели Стивенса собрались в полном составе. Я позвал вольнолюбивых югославов. На халявный фуршет подвалило много студентов. Эрнст приехал в сопровождении молодой жены и ее дочери Ляли. Маргарет и я играли с ребенком в прятки. Скульптор рассказывал о своей работе.
— Главная задача «Древа» — подчеркнуть дуалистическое противоречие человека и природы, человека и человека, меняющего природу так, как он считает нужным. Эта тема уже сама по себе многозначна. Скульптура состоит из семи витков ленты Мёбиуса и по форме кроны напоминает сердце человека. В ветвях скрываются портреты исторических личностей всех эпох: Адам и Ева, Христос и Будда, есть даже Юрий Гагарин. Ствол и крона символизируют не только основные человеческие религии, но и верования полинезийских племен. Внимательно разглядев скульптуру, вы почувствуете их всем сердцем.
Department of Liberal Arts праздновал маленькую победу. Завкафедрой принесла магазинное печенье и сообщила, что пекла его всю ночь. Декан Артур Шапиро оценил его вкус. Дебора к печенью вновь не притронулась. Кроме печенья, ассортимент закусок был широк. Я специально привез с Брайтона шпроты и нарезанную селедку и разложил по кусочкам черного хлеба. Буфет изготовил канапе с сыром и ветчиной. Шампанского купили много, но дешевого. Поэтому я налегал на «гуманитарный» портвейн. Вино подавалось, по случаю презентации, в стеклянной посуде. Ректор сразу же после первого тоста спросил, кто такой Юрий Гагарин. Я оторвался от игр с ребенком и быстро объяснил. Народ остался удовлетворен, но ничего не понял. Эрнст неловкого момента вообще не заметил. Он был в приподнятом настроении, напомаженными усами походил на мушкетера Его Величества.
Черные ротики
Поначалу на факультативы, которые я вел, ходили и американцы. Двое местных, штук пять французов и неограниченное количество индийцев, которые с таким же успехом могли быть пакистанцами. Откуда взялись остальные, не знаю, но с французами я познакомился, когда жил в общаге, переехав туда от шевелящихся картин на квартире у Модрича.
Как-то сильно навеселе я затеял играть с «лягушатниками» в тюремное очко на раздевание. Сидел в комнате, пил экономический бурбон. Когда достиг пика коммуникабельности, вышел в коридор знакомиться. Под руку попались французы. Они «опустили» меня по полной.
Игре с выбрасыванием пальцев я их научил сам. Ребята оказались понятливыми. Через час я сидел на подоконнике в трусах. Одеваться отказался. Хотел отыграться. Притащил чемодан. Азарт в правнуках Бонапарта быстро прошел. Они с сожалением взирали на мою наготу и стыдливо опускали глаза. Мне терять было нечего. Получив отказ, я отправился в конец коридора и позвонил дочке одного советского академика, чью фамилию обещал забыть навеки.
— Ты в Хобокене? Голый? — с завистью спросила она. — А я в Москве. У меня депрессия.
— Я вытащу тебя сюда, — пообещал я. — Мы поладим. Любовь у нас, как я помню, фонтанирует. Приезжай. Хватит нам скитаться по гостиницам.
Французам голый профессор понравился, и они зачастили ко мне на семинары. Американцы (парень и девушка) прибились случайно, слушали мои россказни с испугом и, должно быть, из-за этого не уходили. Индийцы вообще любознательный народ. За их прилежанием — будущее мира.
Несмотря на интернациональное многообразие группы, у моих студентов была одна общая черта. Все восемь человек, заинтересовавшиеся русской культурой, имели очень маленькие круглые рты на довольно обширных физиономиях. Черные отверстия зияли на их лицах подобно птичьим дуплам или неправильно расположенному третьему глазу. Когда я концентрировался на этой картине, мне становилось страшно. Я представлял, что из этих дыр вот-вот выползут змеи или выскочат дятлы. Наваждение исчезло, когда мне удалось поцеловать один из этих ртов, провожая до дома неприступную Джиту Марвари. Рот у нее стал открываться шире.
— Любовные похождения Бунина я сравнил бы с полигамией Чарльза Буковски
[33], — развивал я новую теорию. — Оба были стеснительными задротами, девки их не баловали. Вот они и воплотили в прозе свои эротические фантазии. Сублимация. Попытка выдать желаемое за действительное. Литература для этого и существует.
