Получив бабки, я тут же рванул на Ближний Восток. На научную конференцию. В Тель-Авиве по причине потери квалификации выступал в роли шофера. Мою фамилию вписали для проформы в один из докладов, но от научных исследований за время гуманитарной деятельности я безнадежно отстал. Я катал друзей-физиков по чудной стране с хорошими дорогами и заправками, пел песни под гитару, делал комплименты красоткам. По просьбам товарищей ученых несколько раз читал стихи. В свободное время мы путешествовали. Тогда-то меня и занесло на Синай, а именно на гору Моисея, где он получил скрижали и заповеди.
Мы с попутчиком не знали, что Израиль десять лет назад ушел с Синая, оставив полуостров Египту, и нас на границе тормознули. Арабские погранцы при виде российских паспортов проявили лояльность. Загнали нашу машину на штрафстоянку в виде навеса для верблюдов, а нас присовокупили к туристической группе, перемешанной с христианскими паломниками. Рассвет мы встретили на вершине горы. Пахло навозом, табаком и потом. В живописных горах стоял невыносимый холод. Мы завернулись в арабские одеяла, превратившись в бесформенные коконы, и отошли к костру, проигнорировав экскурсовода. Вкратце историю этого места я знал. На третий месяц после исхода Моисей привел свой народ к подножию, но подниматься на гору запретил. Вместо этого он соорудил алтарь из двенадцати камней, по числу колен Израилевых, и только потом вместе с толмачом Аароном и старцами взошел на вершину. Гора в течение шести дней была окутана туманом, а на ее вершине горел огонь. На седьмой день Моисей узнал тайну и оставался с ней наедине сорок дней. Интриг вокруг этого события было много, но основные правила, на которых держится мир, были получены здесь. За неимением лучшего, я накидал в рюкзак камней со святого места, решив, что они пригодятся мне в качестве сувениров.
Жизнь рассудила иначе. Через два месяца нью-йоркский скульптор Аркадий Котляр вытащил меня в труднодоступный Непал, в Гималаи. Деньги были. Почему бы не посмотреть мир? Катманду, Лумбини, Покхара, Бхактапур, Лалитпур, заповедник Читван. Мы наняли джип, англоговорящего гида и объездили королевство за неделю. В монастыре Намо Будда, главной тибетской обители в Непале, я наконец понял, зачем сюда приперся. Мы сидели на припеке и разговаривали о принце Гаутаме, который кормил здесь своей плотью тигрицу, чтобы выйти из круга сансары. Аркадий был уверен, что от обыденности можно уйти более простыми способами. Мне поступок Будды тоже казался расточительным.
— Он мог угостить ее кусочком своего уха, как Ван Гог, — сказал Аркадий.
— Традиция не предусматривает полумер. Он должен был ее спасти.
Я полез в рюкзак, надеясь найти там какой-нибудь сухарь и вслед за Буддой покормить хотя бы голубей. Наткнулся на камни, которые лежали здесь со времен ближневосточной поездки.
— Надо его здесь зарыть, — сказал я утвердительно. — Ведь я притащил его сюда зачем-то. Интересная получается символика. Мы объединяем почвы, на которые ступали ноги двух святых людей. Типа объединяем религии.
— Ну и что?
— А то, что без нас такого в принципе не могло бы произойти. Это может привести к тектоническому взрыву. К устранению гравитации. Или хотя бы к смещению в тонких мирах. Все на свете может измениться. Мы подкладываем бомбу под мироздание.
Аркадию идея понравилась.
— Очень похоже на актуальное искусство, — подтвердил он.
— На новую религию, Аркадий. На новую поэзию.
Мысль об изменении точки сборки вселенной вскружила мне голову. Это было концептуально, масштабно, всеохватно.
Мы вернулись в гостиницу, выпили по стопке местного виски, включили телевизор. На дворе стоял солнечный день 19 июля 1993 года. В России продолжался конституционный кризис, шла война в Абхазии, в самом разгаре была боснийская война, на Волочаевской улице в Москве два дня назад произошел теракт. И вдруг диктор СNN бодрым голосом сообщил, что в Америке Министерство обороны договорилось с Биллом Клинтоном по вопросу армейской службы гомосексуалистов. Их будут принимать в вооруженные силы при условии, что они перестанут вступать в половые отношения во время воинской службы.
Мы с Аркадием переглянулись. От пуританской Америки такой свободы нравов не ожидалось.
— Ты видишь, что происходит? — заговорщицки сказал я. — Мы зарыли камень с одной священной земли в другую, и тут же в американскую армию начали призывать пидоров.
— А хорошо это или плохо?
— Смотря для кого, — сказал я. — Для России, наверно, хорошо. Пидоры — женственны, капризны. Вряд ли они будут хорошими бойцами. Но и для Америки хорошо. Пидоры внесут уют и эстетику в грубый казарменный быт. Посадят цветы на клумбах, повесят кружевные шторы. Главное, что у США теперь самая идеологически правильная армия, самые толерантные вооруженные силы.
— Одного камня хватило! Одного! — всплеснул руками Аркаша.
После триумфа в Катманду я продолжил эту деятельность по всему миру. Несколько раз предпринимал путешествия с Котляром, находил других попутчиков, но преимущественно путешествовал в одиночку. Аркаша воспринимал это как акты современного искусства, высоколобые чудачества, тем более что последствия, к которым приводили перевозки камней, были всегда неожиданными и смешными. Я был уверен, что восстанавливаю баланс мира, делаю что-то более серьезное, чем стихи. Ноосфера (ее модель очень удобна для понимания вещей) крайне замусорена всяческим поэтическим хламом. От всеобщей грамотности люди пишут всё больше, а от тлетворного влияния равенства и демократии — всё хуже. Каждый придурок пишет в соответствии со своим эгоизмом, не задумываясь об общем речевом пространстве. Между тем пространство это давно пора оставить в покое. Стихов, способных утешить, исцелить или взбодрить, написано предостаточно. Не нужно умножать сущностей. Самый благородный путь поэта в настоящее время — замолчать. Десятки, даже сотни поэтов пишут сейчас лучше Дяди Джо. Дело не в этом, не в качестве и одухотворенности текста. Дело в том, что массовая психология устроена так, что ей нужно выбрать лишь одного. И любить его. И не париться.
Физики еще привечали меня. По их приглашениям я съездил в Великобританию, где положил камни с Синая и Гималаев к доисторическому Стоунхенджу. Я подбрасывал частицы прекрасного прошлого к нетленным святыням, брал образцы грунта. Коллекция моя пополнялась все новыми и новыми материалами. В Солсбери преобладают меловые почвы. Куски известняка я сложил в пачки из-под сигарет. В Испании залез в неандертальские пещеры Ла-Пасьега, испещренные живописью перволюдей. Отметился в Кёльнском соборе, где, по преданию, лежат мощи волхвов Каспара, Валтасара и Мельхиора, оставил камни и взял новые у катакомб в Салониках, где родился Александр Македонский. Съездил к Карнакскому храму в Луксор (древние Фивы египетские), с оказией отправил образцы священных почв к священному камню Кааба в Мекку.
От моих действий постоянно что-то менялось. Чего не скажешь о стихах, пусть даже самых хороших. В сентябре 1993-го Россия и Беларусь договорились о сохранении единого денежного пространства, Организация освобождения Палестины и Израиль подписали мирный договор, в России отменили прописку, в ноябре вступил в силу Маастрихтский договор и был создан Европейский союз, на Фолклендских островах обнаружили запасы нефти.
