– Ой, дерьмище… – шепчет он. – Через защиту прошла и даже следов не оставила. Да кто вообще эта баба?
Возможно, взаправду призрак его прабабушки. Возможно, кто-то еще.
Надо снова найти ее и все разузнать, понимает он. Воздев левую руку, он смотрит на незримую метку, ярко горящую под плотской оболочкой.
– Соедини меня с главным.
Проходит доля секунды – и пол пентхауса раскалывается. Истошный скрежет бетона, стали и стекла, сминаемых весом самолета, оповещает, что трагедия уже наступила. Но Мэнни здесь больше нет. И если небоскреб падает в симуляции, в которой нет никого, кто мог бы это увидеть, – было ли это на самом деле?
– Я пришла за мальчишкой, – спокойно сообщает кошка, сидя на вручную вышитом коврике, наброшенном поверх дощатого пола, и выставив заднюю лапу под невозможным углом – будто просто забыв, как та должна располагаться. Осознав, как велика явившаяся к ним сущность, некогда простая игрушка, рожденная творческим порывом предков, Сирхан с трудом сдерживает панику. Когда-то Неко была искусственной кошкой, но она апгрейдилась и совершенствовалась, раз за разом. Даже в восьмидесятые, когда Сирхан с ней впервые встретился ИРЛ, та уже была невообразимо чуждой формой разума, полной нечеловеческой иронии. И вот сейчас…
Сирхан подозревает, что Неко орудовала его эрзац-матерью, заставив полюбить не его настоящего отца, а другого человека, француза. Мрачные измышления приводят его к тому, что это чудовище ответственно, возможно, и за его собственное разбитое детство, за отчужденность настоящих родителей. И не стоило забывать, что в самом начале кошка выступала пешкой в безжалостном бракоразводном процессе Манфреда и Памелы, еще до рождения Сирхана, за целые десятки лет до него. Но что, если пешка – истинный король, скрывшийся во мраке хитросплетенной собственноручно интриги?
– Мне нужен Мэнни.
– Ты его не получишь. – Он напускает на себя предельно спокойный вид, но больше всего ему сейчас хочется скрутить кошке мохнатую головенку. – Тебе что, всех остальных наших бед мало?
– А ты у нас крепкий орешек, да? – Кошка вытягивает шею и деловито вылизывает растопыренные пальцы застывшей в воздухе лапы. – Я ведь тебе даже условий не ставлю, мужичок, я просто пришла за ним. Твое мнение, по сути, не важно. Но я сочла тактичным ввести тебя в курс дела.
– Сказано тебе – иди в жопу. – Перед последним словом Сирхан позорно запинается: обычно он считает сквернословие неуместным, и даже воцарившийся в душе бардак не столь основательно поколебал сей принцип. – Черт. Черт. Давай сначала…
– Ну давай. Давай поиграем в твои картишки. – Кошка грызет складку кожи у когтей с самым невинным видом. – Ты совершенно точно знаешь, кто я такая. Я даже в особом порядке напомню тебе сейчас, что мое умение выстраивать модели сознания на порядок лучше твоего: я-то могу построить модель человеческую прямо с нуля. Наверное, ты смекаешь, что я использую оракула Тьюринга, чтобы обходить всякие чинимые тобой препоны. – Опуская лапу, Неко улыбается: ее острые клычки сверкают в луче света, что идет от окна. За окном – небо с холмами, озерами и лесами, крепящимися к нему в самых неожиданных местах, этакая эшеровская
[109] пастораль. – Пойми, все твои подступы ко мне я вижу как на ладони. Любой капкан, поставленный тобой, я обойду за милю. Я всегда тебя на шаг опережаю. О чем еще из того, что мне прекрасно известно, ты догадался?
Кошка прожигает его своим немигающим взглядом насквозь. Сирхан содрогается. Вот каково это на самом деле, когда к тебе является с визитом инопланетное божество. И ведь никак иначе эту тварь и не назовешь. И все же…
– Допустим, твоя взяла, – произносит Сирхан спустя мгновение, за которое успевает отпочковать от себя целый рой перепуганных привидений, штурмующих задачу со всех сторон. – Наши умы несопоставимы. Я просто скучным образом апгрейднутый человечек, а при тебе – новейшая модель сознания, позволяющая тебе обходиться с нами точно так же, как мы – с обычными кошками. – Он скрещивает руки на груди. – Но ты ни разу ранее не раскрывала карты – это ведь тебе не на руку, верно? Всю свою манипулятивную натуру ты предпочитаешь скрывать под маской – так нами вертеть легче. Значит, сейчас у тебя имеется веская причина открыться. – Теперь в его голосе сквозит горечь. Сирхан озирается, создает стул, и попутно – корзинку для кошки. – Располагайся поудобнее. Почему сейчас, Неко? Зачем тебе забирать моего единственного сына?
– Я не сказала, что заберу его, только то, что я за ним пришла. – Неко помахивает из стороны в сторону пушистым хвостом. – До приматов и их возни мне дела нет, Сирхан, я тебе не обезьянка. Но я предугадала твою негативную реакцию, ведь социальная механика твоего вида обуславливает… – Сонм привидений забирается через узкую дверцу в голову Сирхана, и голос Неко перекрывает диссонанс внутренних голосов. – …проникнешься положением, и я решила запустить механизмы твоей территориальной и репродуктивной тревоги заранее, чтобы мою шерстку не запачкали какие-нибудь дикие последствия.
– Подожди минутку, будь добра. – Сирхан отмахивается от кошки. Он сортирует все ложные воспоминания, добытые трудом призраков, и подозрительно щурится. – Сдается мне, дело нечисто. Ты редко лезешь на рожон. Все отношения с людьми ты выстраиваешь загодя. По сути, ты подталкиваешь их к тому, чтобы они поступали так, как тебе нужно, и даже не сомневались в том, что никто их при этом не направляет, что они и сами с усами. – Он подбирается. – На кой Мэнни тебе сдался? Он же просто дитя.
– Не путай Мэнни и Манфреда. – Неко загружает Сирхану смайлик прямо в мозг. – Это первая и важнейшая твоя ошибка. Да, они клоны – в субъективно разных состояниях. А теперь пораскинь-ка мозгами, на кого будет похож твой малец, когда подрастет?
– Еще не подрос же? – жалобно замечает Сирхан. – Всему свое время!
– Время, Сирхан. С ним-то все сложно. На самом деле мне нужно поговорить с твоим дедом, а не с сыном. Но не с этим долбаным тормознутым привидением в храме истории – мне нужен Манфред с беспрерывным состоянием сознания, и чем быстрее – тем лучше. Он содержит кое-что нужное мне, и, клянусь хвостом, я не уйду, пока это не получу. Как, понятно выражаюсь?
– Более чем, – подтверждает Сирхан, гадая, нет ли в его голосе той тянущей пустоты, что расцвела в сердце. – Но он наш ребенок, Неко. Мы люди. Ты понимаешь, что он для нас значит?
– Повторение детства. – Неко приподнимается в корзинке и потягивается. – Вот в чем проблема с вашим бессмертием, лысые стремные обезьяны, – вам раз за разом требуется и очистка, и перезагрузка, и когда-нибудь вы утрачиваете связанность… но и черт с ним. И не во мне дело, Сирхан. Я поймала сигнал с дальнего края сети роутеров, от привидений твоих родственников. Судя по всему, они достигли-таки своих недостижимых рубежей и отыскали что-то достаточно важное по ту сторону войда Волопаса. Что-то, ради чего мне стоит поднапрячься, добраться к ним и потыкать в это самое своими лапками. Но перед тем, как бросить все и откликнуться на зов, я должна удостовериться, что это не очередная порция вуншей или чего-то на них похожего. Полученную от родственничков передачу я не собираюсь запускать у себя в сознании. Даже в песочнице не стану. Понимаешь, о чем я толкую? Потому-то мне и потребуется собрать физически зрелого Манфреда с полной обоймой воспоминаний, но так, чтобы он при этом не являлся частью меня. Чтобы он принял этот разумный пакет данных и поручился за него. Чтобы разобраться в таких посылках, нужно самосознающее существо. К сожалению, храм истории слишком хорошо защищен от незаконных выгрузок – я не могу просто пойти туда и достать его копию, а использовать мою собственную модель Манфреда я не хочу: она слишком много знает. Так что…
