– Что происходит? – спрашивает он; во рту у него пересохло.
– Императивная репродукция, – она фыркает. – Вставай и иди ко мне.
Он послушно поднимается, но идти – не идет.
– А императив-то чей?
– Не наш. Когда мертв, начинаешь во многом разбираться. Эта чертова кошка много всего нам должна рассказать.
– То есть ты утверждаешь…
Она пожимает плечами.
– Придумай всему этому объяснение получше. – Она выступает вперед и берет его за руку. – Деление, рекомбинация, группировка единиц меметического кода, тщательно просчитанное перекрестное оплодотворение. ИИНеко не просто пытается путем селекции добиться появления на свет наилучшей версии Манфреда Масха. Она, как оказалось, в принципе увлекается разведением наших сознаний. – Пальцы Пэм в его руке – скелетно-тонкие и холодные. Он содрогается от накатившегося отвращения – как если бы рядом стоял мертвец. Потом он понимает, что всему виной включение охлаждения, топорно установленного рефлекса, как-то сохранившегося после всего, что произошло.
– И даже наш развод… О, если бы только…
– Ну это уже перегиб! – Сейчас Манфред вспоминает и эту страницу своей летописи. – Ведь Неко тогда не имела сознания!
Памела приподнимает идеальную бровь:
– Ты так считаешь?
– Ты хочешь получить ответ.
Она глубоко дышит, и он чувствует это своей щекой – от этого ощущения вздымаются тонкие волоски на затылке. Затем она натянуто кивает.
– Я хочу знать, какая часть нашей истории написана ИИНеко. Та, когда мы думали, что обновляем ее прошивку? Какая-то другая? Взять хотя бы развод. Наше решение… или нами манипулировали?
– Наши воспоминания, они реальны? Неужели все это действительно случилось с нами? Или…
Она стоит примерно в двадцати сантиметрах от него, и Манфред понимает, что остро ощущает ее присутствие, запах ее кожи, толчки воздуха в ее груди, расширяющиеся зрачки. Какое-то бесконечное мгновение он пристально смотрит ей в глаза и видит свое собственное отражение – ее теорию его разума, – смотрящее на него в ответ. Отступая на шаг под цоканье каблуков, она хитро улыбается.
– Тебя ждет тело-носитель, только что созданное: похоже, Сирхан общался с твоим архивным призраком в храме истории, и тот решил реинкарнировать. Щедрый на лихие совпадения денек выдался! Почему бы тебе не слиться с ним? Я встречусь с тобой, а потом мы сможем пойти и задать Неко парочку интересных вопросов.
Манфред глубоко вздыхает и кивает.
– Хороший план…
Маленький Мэнни – клон с генеалогического древа, которое на самом деле является направленным циклическим графом, – не понимает, из-за чего весь этот шум, но он может сказать, когда мама, Рита, расстроена. Это как-то связано с кошачьими шуточками, вот что ему известно, но мама не хочет говорить ему напрямую.
– Иди поиграй с друзьями, дорогой, – рассеянно говорит она, даже не потрудившись вызвать призрака, чтобы присмотреть за ним.
Мэнни идет в свою комнату и некоторое время роется в игрушечном пространстве, но там нет ничего, что было бы интереснее кошки. От кошки веет духом приключений – недозволенных, но возможных. Мэнни недоумевает, куда это папуля ее унес. Он пытается позвать взрослого Мэнни-призрака, но взрослый «он» не отвечает: наверное, спит, ну или чем-то таким взрослым занят. Поэтому, перевернув игровую вверх дном, чтобы та чуть больше напоминала иллюстрацию Сендака
[111], Мэнни начинает скучать. И поскольку он все еще по большей части малыш, не контролирующий свою собственную метапрограмму, вместо того, чтобы настроить свое мировоззрение так, чтобы ему больше не было скучно, он прокрадывается через ворота своей спальни (которые Взрослый Мэнни перенастроил так, чтобы они связались с малоиспользуемым общественным А-порталом, а тот, в свою очередь, превратил руткитом
[112] в прокси-сервер телепортов) в подземные туннели Красной площади, где освежеванные жертвы воют на своих мучителей, сломленные ангелы висят, распятые, на столбах, – словом, где банды полудиких детей проецируют свои психопатские фантазии на безответные копии-андроиды родителей и прочих авторитетов.
Его уже ждут Лиз, Випул, Карина и Морган. Лиз превратилась в зловещую серую боевую роботессу с торчащими шипами и аурой сюрикенов, угрожающе кружащихся над ее головой.
– Мэнни! Айда в войнушку!
У Моргана вместо рук огромные клешни для ломания костей, и Мэнни рад, что не с пустыми руками явился – его третья, добавочная, превратилась от локтя в острую косу. Он возбужденно кивает.
– А кто враг?
– Они! – Лиз делает шаг вперед и указывает на кучку ребятишек на дальней стороне груды искусно сложенных обломков, которые собрались вокруг виселицы, тыча раскаленными железками во вздрагивающую плоть пленницы в чугунной клетке. Это все понарошку, но крики все равно звучат убедительно, на мгновение возвращая Мэнни к тому моменту, когда он умер здесь в последний раз, когда упал в черную пропасть боли, выпотрошенный заживо. – Они схватили Люси и мучают ее, мы должны ее у них отбить!
На самом деле никто не умирает в этих играх навсегда, но дети действительно могут быть очень жестокими, и взрослые Новой Японии обнаружили, что лучше всего позволить им мучить друг друга и полагаться на Город в возмещении ущерба. Предоставив им такой выход, легче отвадить их от совершения действительно опасных поступков, угрожающих структурной целостности биосферы.
– Класс! – Глаза Мэнни загораются, когда Випул рывком распахивает двери арсенала и начинает раздавать клюшки, шпаги, мечи, сюрикены и удавки. – Погнали!
Примерно через десять минут борьбы, беготни, драк и криков Мэнни прислонился к задней части колонны распятия, тяжело дыша. Пока что счет в его пользу, рука вся зудит от ножевых ранений, но есть у него плохое предчувствие, что все еще может измениться. Цепи Лиз запутались вокруг опоры виселицы, и теперь ее поджаривают из огнеметов – ее электронные вопли заглушают его собственные хриплые вздохи. Кровь стекает по его руке – не его кровь, к слову, – капая с лезвия косы. Он трясется от безумной жажды боли, от жестокой потребности причинить боль. Что-то над ним издает скрип-скрип, он поднимает голову и видит распятого ангела, чьи крылья разорваны между суставами в местах, куда вошли крюки, поддерживающие огромные тонкие полетные мембраны, приспособленные к низкой гравитации. Ангел все еще дышит, никто до сих пор не потрудился выпотрошить его, и он не был бы здесь, если бы не был плохим, так что…
Мэнни встает, но, когда он протягивает третью руку-косу к плоскому животу ангела, обтянутому синей кожей, он слышит голос.
