– Ты поддерживаешь связь с отцом? – спрашивает Моника.
– Хм-м-м. – ИИНеко тихо мурлычет, и Эмбер гладит ее по боку. – Мы переписываемся по электронной почте. Иногда.
– Я просто интересуюсь. – Моника для местных боргов – истинная мамочка. Она стройная, кареглазая, и у нее умиротворяющий голос, в котором отголоски йоркширского английского перемешались с наречием Силиконовой долины. – Знаешь, я получаю от него весточки. Время от времени. Теперь, когда Джанни Виттория ушел на пенсию, ему особо нечем заняться. В общем, он подумывает перебраться сюда.
– Сюда, на перийовий? – Эмбер встревоженно открывает глаза. ИИНеко утихает и обвиняющим взглядом буравит Монику.
– Не беспокойся, – с улыбкой отвечает та. – Думаю, он не станет учить тебя жить.
– Но здесь… – Эмбер садится. – Черт, – тихо говорит она. – Что на него нашло?
– Лихорадка средних лет, как говорят мои соседи со дна гравитационного колодца. – Моника пожимает плечами. – На этот раз Аннет его не остановила. Но он еще не решился рвануть в путешествие.
– Что ж, хорошо! Тогда он, может, и не… – Эмбер замолкает. – «Не решился»? А это еще что значит?
– Он подумывает выгрузить себя.
– Да ну! – вырывается у Эмбер. – Вот это точно вряд ли. Папа выгорел.
– Он полагает, что получит запал обратно, если оптимизирует себя для новой среды. – Моника загадочно улыбается. – А я уже ему говорила, что это все, что ему нужно.
– Я не хочу, чтобы мой отец приставал ко мне. Или моя мать. Или тетя Нетти и дядя Джанни. Так, памятка иммиграционному контролю! Никаких прав на въезд для Манфреда Масха или других названных лиц без разрешения через секретаря королевы.
– Что он такого сделал, что ты так нервничаешь? – лениво спрашивает Моника.
– Ничего, – протягивает Эмбер со вздохом. – И не подумай, что я какая-нибудь тварь неблагодарная. Просто он такой экстропианец, что мне даже неловко. Вся нынешняя мода ведь считалась симптомом апокалипсиса в прошлом веке – помнишь?
– Сдается мне, в подобных вопросах он опережал все человечество, – замечает весь Фонд Франклина устами одной Моники. Эмбер отворачивается. А Пьер бы понял, думает она. Пьер бы понял ее отвращение к появлению Манфреда. Пьер тоже хочет занять свою нишу, не оглядываясь на родителей, хотя и по совсем другим причинам.
– Какой вообще прок от родителей? – спрашивает Эмбер с высоты своих семнадцати суровых лет. – Даже самые продвинутые из них мыслят косно. А еще от палеолитической традиции детского рабства так никто и не отказался. Это, по-моему, антигуманно.
– Сколько же тебе было лет, когда можно было спокойно оставить тебя одну дома? – бросает вызов Моника.
– Года три! Тогда-то у меня и появились первые импланты.
– Времена меняются, – замечает Моника. – Не списывай семью со счетов сгоряча – а вдруг наступит время, когда тебе захочется снова влиться в нее?
– Все вы, старички, так говорите, – с гримасой парирует Эмбер.
Эмбер ступает на траву – и сразу чувствует, как много возможностей здесь ей доступно. Вселенная легко поддается ее управлению, и она большая, с открытыми для нее исходниками – ничего общего с экзистенциальной ловушкой Садека. Эмбер дергает за ниточки подпроцессов, возвращая своему образу практичную одежду и короткую стрижку и попутно проводя полезную диагностику. Ее преследует неприятное чувство запуска в режиме совместимости – все признаки того, что доступ к интерфейсу управления системы имитации сильно втиснут в рамки прокси-сервера, – но спасибо и на этом.
– Ух ты! Наконец-то мы вернулись в реальный мир! – Она с трудом сдерживает свое волнение, забывая даже об обиде за то, что Садек счел ее всего лишь актрисой в картезианском спектакле его театра пуританского ада. – Смотри-ка! Демилитаризованная зона!
Они – на травянистом холме, откуда открывается вид на сверкающий город в стиле Средиземноморья. Он дремлет под смахивающим на фрактал Мандельброта не-Солнцем, зависшим в центре гиперболического пейзажа, который исчезает в кажущейся неодолимо далекой синеве. Круглые голубоватые кротовины открываются в стенах этого мира через равные промежутки времени, соединяясь с другими частями пространства-многообразия.
– Призрак, а насколько велика зона? В эквивалентах планетарного моделирования.
– Данная демилитаризованная зона – это встроенная реальность, она направляет все передачи между роутером местной звездной системы и цивилизацией, которая построила его. Зона использует порядка одной тысячной мощности матрешечного мозга, частью которого является, хотя вышедшая из-под контроля утечка и перетянула в настоящий момент очень много мощности на себя. Кстати, вам знакомо понятие «матрешечный мозг»? – с суетной педантичностью осведомляется призрак.
Садек качает головой. Эмбер искоса смотрит на него.
– Берем все планеты звездной системы и разбираем их, – объясняет она. – Обращаем их в пылевой нанокомпозит, питающийся от теплообменников и распространяющийся по концентрическим орбитам вокруг центральной звезды. Внутренние орбитали разогреты до температуры, близкой к точке плавления железа, внешние – холодны, как жидкий азот, и каждый слой поглощает отработанное тепло следующей оболочки. Это как русская кукла, только сделанная из сфер Дайсона: оболочка, заключающая оболочку, заключающая еще одну оболочку. Пусть она и не предназначена для поддержания человеческой жизни, это компьютроний, материя, оптимизированная на атомарном уровне для вычислений, и все они работают с выгрузками – папа вот полагал, что наша собственная Солнечная система может поддерживать примерно в сто миллиардов раз больше жителей, чем Земля. По самым скромным подсчетам. Но – только в качестве выгрузок, живущих в симуляционном пространстве. Надо только разобрать все планеты и построить из полученного материала матрешечный мозг.
– Вот оно что. – Садек задумчиво кивает. – Вы именно это хотели сказать? – Вопрос его обращен к светящейся точке, которой призрак обозначает свое присутствие.
– По существу, – отвечает точка почти неохотно.
– По существу? – Эмбер оглядывается. Миллиард неисследованных миров, думает она, чувствуя, как голова идет кругом, и это всего лишь роутер? И все же – ей никак не удается отделаться от ощущения, будто здесь что-то не так.
Да, нужно быть чем-то бо́льшим, чем человек, просто чтобы голова не пошла кру́гом от больших чисел, описывающих здешний размах. Но во всем происходящем нет ничего принципиально непостижимого. Отец говорил, что в такой цивилизации доведется жить ей самой спустя время, меньшее срока существования ее биологического тела. Но одно дело Земля 2020-х: отец с друзьями, распевающие «Разберите Луну! Раскрошите Марс!» в замке под Прагой в ожидании результатов бесстыже подтасованных выборов, Партия Космоса и Свободы, пробивающаяся в лидеры в ЕС и выходящая на вторую космическую скорость; совсем другое – древняя инопланетная цивилизация в килопарсеках от дома. Где экзотическая ультранаука? Как насчет нейронных звезд, сверхплотных солнц из странной материи, структурированной для вычислений не на атомных и электронных, а на ядерных скоростях? Не нравится мне все это, думает Эмбер и генерирует копию себя, чтобы та установила канал личной связи с Садеком. [Как-то слабенько они развиты], отправляет она ему. [Как думаешь, могут ли эти парни быть кем-то вроде вуншей? Паразитами или неумехами, ловящими чью-то технологическую попутку?]
