Сирхан переваривает ее тираду, кивая самому себе, а на столе тем временем является главное блюдо – жареная свинина в медовой глазури с морковью и бататом. Но вдруг откуда-то сверху раздается стук.
– Это еще что такое? – недовольно вопрошает Памела.
– Один момент. – Зрение Сирхана распадается на туманный калейдоскопический вид музейного зала, когда он сортирует привидения, следящие за каждой вездесущей камерой видеонаблюдения. Он хмурится: что-то ползает по балкону между капсулой «Меркурий» и экспозицией старинных стереоизограмм из случайных последовательностей точек. – Бог ты мой. Кажется, в Музее что-то не в порядке.
– Что – не в порядке? В каком еще смысле – «не в порядке»?
Нечеловеческий вопль разрывает эфир над столом, а затем сверху раздается грохот. Памела неуверенно встает, вытирая губы салфеткой.
– Нам же ничего не угрожает? – спрашивает она.
– Угрожает – еще как! – Сирхан дымится от гнева. – Да весь наш обед под угрозой, ба! – Он задирает голову кверху. На балконе мелькает чей-то оранжевый мех, затем «Меркурий» начинает опасно раскачиваться на своих тросах. С поручня спрыгивает нечто гибкое, с двумя лапищами, покрытое оранжевой шерстью. Оно бесцеремонно хватается за бесценную реликвию, пробирается внутрь капсулы и усаживается верхом на манекене, одетом в потрескавшийся от времени скафандр Ала Шепарда. – Это же обезьяна! Город! Я сказал, Город! Что эта обезьяна делает на моем званом обеде?
– Господин, приношу свои глубочайшие извинения, но я не знаю! Прошу уточнить, о какой именно обезьяне речь! – ответствует Город, деликатно оставаясь голосом без тела. В его интонациях – отчетливая озорная нотка, но Сирхан не обращает на это внимания.
– В смысле – «о какой»? Ты что, не видишь ее? – спрашивает он, фокусируя взгляд на беснующемся в повисшем под потолком «Меркурии» примате. Тот пошлепывает губами и выкатывает глаза, запуская пальцы в уплотнитель на открытом люке капсулы, что-то гукает себе под нос и высовывает из иллюминатора сверкающий голый зад.
– Осторожно! – кричит Сирхан своей бабушке и машет рукой в воздухе, намереваясь приказать роботуману отвердеть. Но поздно – обезьяна выводит пронзительную газовую руладу, и на стол проливается дождь из дымящихся полужидких фекалий. Памела кривит морщинистое лицо в ужасе и омерзении, прячет нос в вовремя подхваченной салфеточке.
– Чтоб тебя, твердей уже давай! – злится Сирхан, но пыльца из наноботов, повисшая в воздухе, отказывается реагировать.
– В чем ваша проблема? Атака незримой обезьяны? – спрашивает Город.
– Незримой? – озадаченно переспрашивает Сирхан.
– Ты что, не видишь, что она натворила? – визжит Памела. – Только что нагадила на главное блюдо, чтоб ты знал!
– Не вижу ничего такого, – неуверенно говорит Город.
– Давай помогу. – Сирхан выкатывает один свой глаз, фокусируется на орангутанге и передает данные напрямую в кортекс Города. Зверюга шарит лапами по крышке люка, как будто выискивает места кабельных соединений.
– О боже, – восклицает Город. – Меня только что взломали. Но это же невозможно!
– Как видишь, очень даже возможно, – разъяренной змеей шипит Памела.
– Взломали? – Сирхан перестает указывать воздуху, что делать, сосредотачиваясь на своей одежде. Ткань вмиг прочнеет, обращаясь в бронированный воздухонепроницаемый костюм. Пузырчатый визор вырастает из воротника и закрывает Сирхану лицо. – Город, пожалуйста, снабди мою бабушку аналогичным костюмом сию же секунду. И сделай его полностью автономным.
Воздух вокруг Памелы заворачивается в кристаллический бутон, а бутон, в свою очередь, опадает на нее сферой безопасности, похожей на гигантский хомячий шар.
– Если тебя взломали, то первый вопрос – кто это сделал, второй – почему, третий – как. – Сирхан нервно проводит самопроверку, но в его собственной матрице идентичности нет никаких признаков несоответствий; к тому же в пределе полудюжины световых часов для него раскидано множество узлов, на которых дремлют его «горячие следы», готовые к реактивации; в отличие от Памелы, человеческого существа старого образца, Сирхана убить классическими средствами практически невозможно. – Что это за шутки?
Орангутанг ворвался в музей не так давно, и считаные секунды прошли с тех пор, как Город осознал свое печальное положение. Но секунд этих хватает, чтобы мощные волны защитных мер пронеслись по обители-кувшинке. Мелкая незримая робовзвесь в воздухе ширится и полимеризируется, формируя защитные барьеры, что перехватывают голубей-пассажиров прямо в полете, запирают каждое здание и останавливают людей на улице. Город проверяет доверенную кибернетическую базу, начиная с самого простого и охраняемого ядра и продвигаясь наружу, к периферии, а Памела катится к отступлению, в безопасность этажа-мезонина и сада ископаемых. Сирхан с налитыми кровью глазами направляется к лестнице, намереваясь свернуть взломщику шею старыми проверенными физическими методами.
– Кто ты такой, чтобы вламываться и портить нам обед? – кричит он, ступенька за ступенькой взбегая вверх. – Представься сейчас же!
Орангутанг нащупывает ближний кабель и дергает за него, одним махом раскачивая весящую тонну капсулу. Он скалится на Сирхана, демонстрируя зубы.
– Помнишь меня? – говорит он с обличительным гортанным французским акцентом.
– Помню кого? – И тут Сирхан застывает как вкопанный. – Тетя Нетти? Как… что вы забыли в этой обезьяне?
– Борюсь с некоторыми сложностями автономного управления. – Зверюга скалится еще неистовее, затем сгибает руку в петлю и чешет под мышкой. – Прости, установка прошла немного криво. Я только хотела сказать «привет» и передать послание.
– Какое еще послание? Ты взбесила бабушку, и если только она узнает, что ты тут…
– Не узнает: через минуту меня уже здесь не будет. – Зверюга Аннет садится прямо. – Тебя приветствует твой дед и говорит, что скоро заявится с визитом – в физическом, так сказать, обличье. Он очень рад будет встретить твою маму и ее пассажиров. Это всё. Тебе есть что ему передать?
– А разве он не умер? – ошеломленно спрашивает Сирхан.
– Не больше моего. А я уже опаздываю. Добрый день! – Обезьяна повисает на руках, держась за крышку люка, затем разжимает пальцы и падает на десять метров вниз, на твердый каменный пол. Ее череп от удара об пол издает звук, похожий на треск битой скорлупы на сваренном вкрутую яйце.
– Господи, – тяжело выдыхает Сирхан, жмурясь. – Город!
– Да, о господин?
– Убери труп, – говорит он, указывая на балкон. – Прошу тебя не беспокоить мою бабушку никакими подробностями. В частности, не говори ей, что это была Аннет. Эта новость может ее расстроить. – Он размышляет о том, как опасно иметь долгоживущую постчеловеческую семью: слишком много сумасшедших тетушек в космической капсуле. – Если ты сумеешь найти способ остановить тетю Нетти и сделать так, чтобы она больше не выращивала обезьян, то это будет неплохо. – Ему приходит в голову одна мысль. – Кстати, ты не знаешь, когда должен приехать мой дедушка?
