– Я д-должен был предостеречь вас от полета во внутреннюю систему, – произносит Сирхан. Его речевой центр перемкнуло столь быстро, что агент-антизаикатель не успел включиться. – Вас там заживо сожрут. Ваша исходная версия оставила за собой большие долги, и их выкупили самые прожорливые…
– Дикие корпоративные инструменты, – довершает она за него предельно спокойным голосом. – Наделенные самосознанием и полностью самоуправляемые.
– Откуда вы знаете? – интересуется он, окончательно сбитый с толку.
– Уже сталкивалась с подобным, – бросает она, подкрепляя слова выразительнейшим взглядом. Наблюдать это знакомое угрюмое выражение на лице незнакомки непривычно и странно. – Мы в интересных местах побывали за время экспедиции. Так, ну рассказывай уже, что задумал. Пока мама не приехала.
– Поточное архивирование ветвей сознания, интеграция анналов истории. Ветвление, прохождение разных жизненных путей, выбор тех, что работают лучше всего. И никаких больше неудач, просто жмете на перезапуск и делаете все по новой, уже как надо. Все это плюс долгосрочные перспективы на рынке фьючерсов в сфере истории. Мне нужна ваша помощь, – пулеметом строчит он. – Без семьи мне не управиться, и я пытаюсь помешать бабушке покончить с собой.
– Семья. – Она сдержанно кивает, и Сирхан замечает, как Пьер, ее спутник, глядит на него оценивающе. Этот Пьер – не слабое звено, лопнувшее до того, как он родился, он – бывалый исследователь, недавно вернувшийся с дальних рубежей. Сирхан располагает парочкой козырей в инструментарии экзокортекса; он видит сонм привидений, вьющийся вокруг Пьера. Его техника сбора данных груба и старомодна, но отличается энтузиазмом и всяко не лишена плюсов.
– Семья, – цедит Эмбер, будто само слово – непотребное ругательство. – Ну привет, мама, – говорит она уже громче. – Надо было догадаться, что он и тебя сюда пригласил.
– Определенно, надо было. – Сирхан оглядывается на Памелу, а потом снова на Эмбер, внезапно почувствовав себя крысой, попавшей в ловушку меж двух разъяренных анаконд. Памеле можно дать на вид лет шестьдесят с лишним, но она плохо сохранилась. На ней неброский макияж, она одета в старомодное платье, прячущее поддерживающую в ее изношенном теле жизнь аппаратуру. Лучше не думать о том, что ее нынешнее бытие по сути своей суицид – настолько медленный, что кровь стынет в жилах.
– Может, ты помнишь, я говорила тебе – настоящая леди никогда никого не обижает умышленно. Вот и я не собиралась обижать Сирхана, явившись без его одобрения, так что просто не дала ему повода сказать «нет».
– И ты думаешь, что так заработаешь себе немножко, мать его, сочувствия? – шипит Эмбер. – Признаться, я от тебя большего ожидала.
– Ах ты… – Огонь в глазах Памелы внезапно угасает, подчиняясь леденящему давлению самообладания, выпестованного с возрастом. – Я надеялась, что отрыв от корней даст тебе положительный заряд, если не воспитает манеры, но, очевидно, не бывать такому. – Конец трости постукивает о столешницу. – Повторюсь – сама идея этого собрания принадлежит не мне, а твоему здешнему сыну. Почему бы просто не присесть и не покушать?
– Сначала пущу своего тестера ядов, – Эмбер лукаво улыбается.
– Да еб вашу мать! – Это первое, что говорит Пьер с начала мероприятия. Несмотря на грубую подколку Эмбер, он испытывает огромное облегчение, когда делает шаг вперед и берет тарелку тарталеток с лососевой икрой. Одну из них он отправляет себе в рот. – Вы не можете, дамы, отложить выяснение отношений до тех пор, пока остальные гости не набьют себе брюхо? А то обмен веществ в физическом теле не отключишь. – Он сует под нос Сирхану тарелку: – Вот, угощайся.
Чары разрушены.
– Спасибо, Пьер, – серьезно говорит Сирхан, беря тарталетку и чувствуя, как убывает напряжение: Эмбер с матушкой перестают обмениваться ядерными ударами. Во всяком высокоразвитом социуме сначала идет еда, а уж потом – драка, никак не наоборот.
– Возможно, вам понравится яичный майонез, – слышит Сирхан собственные слова. – Словами дольше объяснять, что привело дронтов к вымиранию в первый раз.
– Дронтов? – Эмбер с опаской поглядывает на мать, принимая тарелку от бесшумно скользящего серебристого робота-официанта в форме куста. – А что там стало с семейным инвестиционным проектом? – спрашивает она.
– Только то, что без твоего содействия твоя семья, скорее всего, разделит дронтову участь, – вмешивается ее мать, прежде чем Сирхан успевает ответить. – Не то чтобы я ожидаю, что тебе будет не все равно…
Тут встревает Борис:
– Центральные миры кишат корпорациями. Плохи дела для нас – на редкость хороши для них. Эх, видели бы вы то, что мы…
– Не помню что-то, чтобы ты с нами был, – ворчит Пьер.
– В любом случае, – мягко говорит Сирхан, – ядро теперь не самое подходящее место для нас, физических носителей. Там все еще живет много людей, но тех из них, что ждали экономического бума, постигло дичайшее разочарование. Оригинальность теперь у них на первом месте, а человеческая нейронная структура под такое не заточена – мы по природе своей консервативный вид, ведь в статичной экосистеме наша стабильность обеспечивает наилучшую отдачу по инвестициям в размножение и требует наименьших затрат. Да, со временем мы меняемся, мы более гибки, чем почти любой другой вид животных, живший на Земле, но по сравнению с организмами, адаптированными к Экономике 2.0, мы, можно сказать, из гранита высечены.
– Ты просвети их, лапушка, – почти насмешливо щебечет Памела. – В мои-то лучшие годы все прошло не столь бескровно.
Эмбер бросает на нее холодный взгляд.
– На чем я остановился? – Сирхан прищелкивает пальцами, и рядом с ним появляется стаканчик виноградной газировки. – Предприниматели, выгрузившиеся в первую волну, могли масштабироваться, сдерживаемые лишь массой доступного компьютрония. Как они вскоре поняли, существовала возможность ветвиться вновь и вновь, пока любая задача по вычислению не сделается проще пареной репы. Свое существование они могли ускорять или замедлять по сравнению с реальным временем, но все равно оставались людьми и не могли эффективно функционировать за рамками человеческих ограничений. А если взять человека и снабдить его апгрейдами, дающими доступ ко всем благам Экономики 2.0, поток сознания утратит всяческую непрерывность и нарративность. Вместо него в основу ляжет обобщенный журнал обмена запросами и предложениями между разнообразными агентами, невероятно эффективный и гибкий, но итог не будет являться самосознающим человеческим существом в любом изведанном смысле этих слов.
– Все так, – медленно произносит Пьер. – Мне кажется, мы и сами наблюдали таких существ – за роутером.
Сирхан кивает, не уверенный, имеет ли Пьер в виду что-то важное.
– Как видите, человеческому прогрессу есть предел, но не прогрессу в принципе! Загрузчики обнаружили, что их труд стал постоянно падающим товаром, как только они достигли своей точки снижения полезности. Капитализм мало что может сказать о работниках, чьи навыки устарели, кроме того, что они должны разумно инвестировать, пока зарабатывают, и, возможно, переучиваться: но просто даже знать, как инвестировать в Экономику 2.0, – за пределами человека без аугментаций. Вы не можете переучиться из человека в птицу, не так ли? Столь же трудно переучиться на Экономику 2.0. Земля – это… – Тут он вздрагивает.
