И тихим перезвоном родниковой капели, шелестом просыпающихся трав, негромким перестуком башмачков по земле, скрипением деревьев и пересвистом птиц срывается с губ забытая мелодия.
У прозрачной реки на излучине
Примостился на камне чужак,
Неказистый на вид и измученный,
Он играет на флейте – да как!
Нос облуплен, и губы обветрены,
Звуки нежные жалобны, медленны…
Заплакала, заволновалась флейта, запела, затрепетала на поднявшемся ветру. Воздушная флейта печали, флейта судьбы. Флейта, что зовет уходящие души вернуться. Рука онемела, голова кружилась все сильнее и сильнее, но видимых изменений в положении умирающей заметно не было. Что будет, если она все-таки не очнется? Что станется, если она не сможет помочь?
Эта мысль заставила скрипнуть зубами, стиснуть кулаки, мотая головой, чтобы прогнать дурноту.
А мысль ушла мольбой уж ввысь –
Вернись!
И кто-то все твердит: борись!
Вернись!
Еще немного улыбнись –
Вернись!
Вернись, прошу тебя, живой
Домой.
Возвращайся – шептал вересковый ковер. Вернись – отчаянно твердили губы. Все. Больше нельзя, не может, сама уйдет следом. Рин рывком ухватила заранее вынутый бинт, предварительно полив руку обеззараживающим зельем из дорожной аптечки. Хоть эта ее предусмотрительность пригодилась. Бинт лег криво, косо, но уж как получилось. И то устала так, как будто таскала ведра воды из оазиса.
С каким-то суеверным страхом она не хотела смотреть на свою подопечную, и впервые подумала, что ни за что не хотела бы стать целителем. Пережить гибель хоть одного из тех, кого пытался спасти, – невыносимая ноша. Куда более трудная, чем отнять чужую жизнь в бою.
В лучах проглянувшего солнца долина холмов вспыхнула яркими красками, наливаясь неведомой прежде красотой и силой, словно спелый плод. В руку ткнулось что-то прохладное, заставив вздрогнуть.
Наглая пушистая мордочка. Огненно-рыжий мех – маленький такой костерчик на лапках. Умные внимательные глаза-бусинки. Топорщащиеся усы. И два небольших крыла медного оттенка, плотно прижатые к пушистому тельцу. Лис? А крылья тогда откуда?
Руки уже тянулись погладить животное, которое восприняло это вполне благосклонно, а потом и вовсе улеглось головой к ней на колени. Вторую руку она держала на плече незнакомки. Почему-то казалось важным не отпускать ее, не оставлять одну, дать понять, что о ней тревожатся и заботятся. Удалось заставить сделать глоток кровоостанавливающего зелья, вот только оно не могло заменить полноценного лечения и восполнить силы. Радовало одно – хуже ее подопечной не становилось, было ли лучше – неясно. Хотя дыхание стало чуть более ровным. Или просто ей так этого хотелось?
В какой-то момент Дейирин все-таки сморил сон. Неспокойный, тревожный, почти пугающий.
Кружились города, сады, дворцы, реки, сменялись незнакомые лица, лилась кровь на огромные каменные алтари, кто-то кричал, а кто-то молил о пощаде. Изломанные тела, на груди которых сияли багровым отсветом неведомые символы. У каждого разный, но иногда они повторялись.
Она хотела закричать, вырваться прочь из этого мерзкого видения, но неведомая сила не отпустила, увлекая дальше. Туда, где вздымались над пропастью ввысь шпили дворца. Даже не дворца – целого острова. Он висел в воздухе, ловя шпилями радуги, и даже зная, что это лишь сон, она не могла не восхититься, всей душой мечтая увидеть это чудо вживую.
Только властная сила уже влекла прочь, обрисовывая огромный город с тысячами кварталов, шумными рынками, величественными дворцами знати, солидными усадьбами купцов и доходными домами для бедняков. Еще дальше, туда, где у окраины, близ ворот, поднимаются ввысь тринадцать башен. Ее подвело ближе – и буквально впечатало лбом в щит на воротах.
На нем был изображен герб академии – откуда-то во сне она точно знала, что это и есть Змеиная академия, один из самых охраняемых объектов империи – здесь в фигуру из тринадцати граней была заключена раскрытая книга. Поверх нее перекрещивались два къярша, их обвивали змеи, а над ними сверкала императорская тиара. «Долг. Честь. Верность» – лентой вился девиз.
«Спасибо», – шепнула Рин мысленно. Теперь ей больше не было страшно – ей самой хотелось попасть туда. В это здание с историей столь же древней, как и сама империя, где обучались одни из лучших специалистов в стране. Где благородство – она надеялась – не было пустым звуком, как и верность своему слову и принципам. Сердце обдало теплом. Вот только неведомый проводник – или чья-то воля – поволок ее дальше настолько быстро, что казалось, ветер свистел в ушах.
Мрачное место. Слишком мрачное. Душа забилась, задохнулась, словно получив удар под дых – в полутьме, в дальнем углу огромного запущенного сада стояла беседка, увитая розами. Черными, мертвыми розами с шипами, наполненными ядом. В небольшом проходе виднелось мраморное надгробие, но имя, высеченное на нем, ускользало от взора. Сознание буквально скручивало от отчаяния, тоски и ужаса. У надгробия стояла драгоценная чаша, наполненная чистой водой, и лежал букет полевых цветов, уже увядших, будто подернутых плесенью.
Кто бы ни был тот, кто был здесь похоронен или помянут, он погиб недоброй смертью. Это место дышало ненавистью. И почему-то от этого было еще больнее.
Что-то изменилось в этот миг – вспенилась вода в кубке, холодными искрами полыхнул камень, но прежде чем что-то произошло, ее буквально вышвырнуло прочь.
Сердце билось, как безумное, виски пылали огнем, а тело и душа, казалось, отмерзли в той самой беседке. Она попыталась подняться, вспомнить – где она, кто она, и что вообще случилось, когда чья-то рука придержала, властно и бережно.
– Тише, ты еще не оправилась от потери крови и своего видения, тебе необходимо отдохнуть, – негромкий, журчащий голос звучал отзвуками песни и шелеста крон деревьев.
Она лежала, утонув на мягких серебристо-зеленых простынях, а прямо на нее с совершенного, безмятежного лица смотрели раскосые глаза-изумруды. Наверное, такими люди видели богов в древности. Огненно-алые волосы были заплетены в три толстые косы, увитые цветами. Здесь не нужно было напрягать зрение, чтобы увидеть магию – она струилась вокруг, могучими потоками наполняя пространство, выходя солнечными фейерверками из тела незнакомца. Завораживающе красивая, опасная мощь. В этом мире вообще существуют слабые и некрасивые мужчины?
Словно в ответ на ее мысли нелюдь расхохоталась – смех разлетелся перезвонами трав, россыпью драгоценных бусин. Сила. Мудрость. Вечность. Жестокость. Ум. Снисходительность. Забота. Тепло.
– Благодарю тебя, змеиное дитя, за то, что спасла мою младшую дочь, – уже серьезно произнес он.
