– Дура, это же карри Илшиарден Ашаэр…
– И Найритин еще, – ехидный голос.
– Черный Палач?
Нескрываемый ужас, шепот множится и расползается по сбившейся толпе.
– Пес наследника в строгом ошейнике. – Этот голос сочился таким ядом и нескрываемой ненавистью, что Рин обернулась. Куда резче, чем того хотела, привлекая внимание.
Чуть в стороне в окружении своей свиты и очередной дорогой куклы кривился Тарой – тот самый богатенький сынок одного из карри, что оскорбил их с Лэи еще при поступлении.
В душе шевельнулась глухая злоба и недоумение. Как они могут судить? Боязнь… пожалуй, боязнь была понятна. Но вот эти оскорбления, намеки, паника… Ведь он их защищал! Змеиная сущность отозвалась внутри недовольным шипением и смутным обещанием кого-нибудь отравить. Укусс-сить!
– Дейирин, клыки подберите! И слюной так не капайте, лишнее внимание нам ни к чему, – прошипели тихо рядом.
Это был Киоран. Стоял и сверкал своими темными глазами, вежливо улыбаясь, только под этой улыбкой прятался лед… для других. О ней он почему-то снова позаботился, несмотря на натянутые отношения.
Только вот Тарой уже оглянулся. Растянул губы в глумливой усмешке, незаметно сделав непристойный жест рукой. Это что он ей сейчас предложил? Ярость вспыхнула голодным огнем, но чужая рука не дала сдвинуться с места.
– Не надо. Он специально тебя провоцирует, – неожиданно мягко заметил одногруппник, переходя на неофициальный тон. – Похоже, ты произвела на него незабываемое впечатление.
Вдохнуть и выдохнуть. Сдержанность – вот чего действительно не хватало. Как у них так получается? У отца, который чувствует чужую ненависть, зависть, злость – и не подает даже виду. У ледяного наследника. Даже у Киорана.
Наследник на трибуне говорил об убийстве – сухо, четко, но при этом слова ложились так, словно он сопереживал лично, будто убили его сестру или подругу. Не наигранно, не красуясь перед публикой – действительно скорбя и гневаясь из-за смерти никому не известной женщины-прислуги.
– Расследование будет проведено по всей строгости закона, могу вам это обещать. Дан Ашаэр лично примет в этом участие. – Легкий ветерок тревоги в толпе. – А пока настоятельно рекомендую учащимся не выходить поодиночке и не покидать людные места в темное время суток – это касается военных специальностей. На гражданских специальностях будет введен комендант-итор
[5], студентам будет запрещено покидать свои комнаты после одиннадцати вечера. – Ал-шаэ Нильяр говорил негромко, бесцветный голос почти шелестел, только не было идиота, рискнувшего не прислушаться к его словам. Если недовольные и нашлись, они предпочли потерпеть. – Небольшое ужесточение режима не дороже вашей жизни, не так ли?
Чужая тревога била по нервам, зелье постепенно выветривалось, и видение снова и снова вставало перед глазами. Спустя некоторое время борьбы с дурнотой она обнаружила, что уже почти висит на Киоране. Тот ничего не говорил, закрывая от любопытных взглядов, но был предельно серьезен. Неприязнью от него не веяло.
Пол закружился перед глазами, завертелся зал – и Рин впала в недолгое забытье, в котором ее куда-то несли, и довольно бережно. Снова повеяло чем-то знакомым – теплым, родным. Встревоженный окрик откуда-то взявшегося карри Илшиардена, холодный голос наследника – и ее перехватывают другие руки, но нет сил приоткрыть веки, даже пальцем шевельнуть.
Снова накатывают видения.
…Столица в огне – и там, на воздушных островах, тоже виднеются клубы дыма, пляшет яростное пламя. А здесь, на земле… Камень – потрескавшийся, потемневший. Дома, складывающиеся, как картонки. Вспышки боевой магии. Солдаты. Искаженное от боли лицо плачущей женщины. Трупы везде – у стен домов, на дороге, затоптанные разъяренной толпой, застреленные, насаженные на колья.
И она сама – в драном мундире со сверкающим къяршем шипит, скалясь и отбрасывая несчастного, попавшего под когти. Мир обезумел. Мир дрожал от невыносимой боли – одурманенная, сошедшая с ума толпа шла убивать, не ведая жалости. Народный бунт, самый бессмысленный. И беспощадный.
Вспышка. Смена видения.
Тьма, окутывающая разрушенный храм. В храме двое, они смотрят друг на друга. Она не видит лиц, только чувствует их взаимную ненависть. Один из них должен умереть.
Вспышка.
Алтарь, обагренный кровью новой жертвы. Та, что отдала себя на этом алтаре, улыбается безумно и безмятежно. Вот-вот станет видно ее лицо.
– Не могу принять, нет! – стон в ответ.
– Не-е-ет! – диким, отчаянным эхом.
Киоран – несмотря на боевую трансформацию, она узнала его – рычит, легко сворачивая шею телу, что трепыхается в руках, и кидается вперед.
Вспышка.
Сырая земля, покрытая едва наметившимся ледком. Холодный ветер пробирает до костей, но ему все равно. Все, что осталось, это богато изукрашенный склеп, какие только императорской семье строили. Но разве это имеет значение теперь? Слишком привязался. Слишком привык. Брат. Друг. Защитник.
Она напрягается там, в видении, чтобы понять, что написано на склепе, но слепит выглянувший луч солнца.
«…Щиту».
Щит? Что-то царапает сознание и, оборачиваясь, она видит белоснежные волосы пришедшего на чужую могилу и стоящего на коленях возле нее.
Боль, почти ощутимая физически, стала невыносимой.
Не хочу, не надо больше, не-е-ет!
Кричать, раздирая ногтями эту проклятую реальность!
Кричать, размывая видения, одно страшнее другого!
Кричать, выплескивая в мир свое отчаяние и ненависть!
Это несправедливо, неправильно, неверно!
– Так сделай по-своему, змейка. – Властный голос окутывает искорками холода, а пришедшая тьма согревает.
– Айр? Мой Айр? – Голос позорно дрожит срываясь.
– Это будущее ужасно, но кое-что еще можно исправить, малышка. Сделай так, как ты считаешь справедливым. Сделай, а я помогу тебе. – Гипнотизируют, завораживают провалы глаз, в которых сияют звезды.
Она не спросила тогда, чего будет стоить его справедливость, а отверженный бог не ответил. Он знал, все равно знал, что она бы не отказалась. Несмотря на то, что предстояло выдержать…
Она пришла в себя от легкого касания пальцев. Нет, оно не несло угрозы, напротив, сидящий рядом мужчина беспокоился о ней и был серьезно встревожен. Отец… Привкус его силы был знаком – родной и близкий, одним своим присутствием возвращающий к жизни.
– Она пришла в себя, – раздался знакомый равнодушный голос. Откуда здесь наследник? – Как вы себя чувствуете, дана? Ведь у вас было видение, верно, Слышащая?
С трудом разлепила глаза, щурясь от яркого света. Она была в лазарете. Белые стены, витающий запах зелий и лечебная магия вокруг. Она все-таки потеряла сознание у всех на виду? Позор какой, аста шэ!
