– Твой отец знал об этом?
– Не знаю, – короткий бесстрастный ответ.
Но она видела – ему больно. Сила Палача обжигала, и если больно даже ей, каково сейчас другу? Быстрее, быстрее бы все это закончилось… И тогда она извинится перед отцом. За все. И будет тренироваться, пока хватит сил, до тех пор, пока не приручит свой дар, до тех пор, пока по своему желанию не сделает эти прикосновения как можно более безопасными.
Прости за самомнение и глупость. И за грубость прости. Тебе, наверное, нелегко с такой взрослой дочерью, папа!
– Что ж, детали у тебя узнают позже, я сниму проклятие. А приговор… – Она оскалилась, сжимая рвущуюся силу в тугую струну, играя нитями, перебирая их, как струны, ловя отголоски происшедшего. Она не имеет права сейчас на слабость. – Приговор таков: именем великого моего покровителя, древнего Эскайра тан-Ши, я говорю: признаю иршаса Киорана невиновным в государственной измене. – Чьи-то крики, то ли недовольные, то ли наоборот, гул голосов сливается в одну громкую ноту, но нити жгутся, колются, она не может смолчать. – Но все же у тебя был шанс сообщить, что с тобой не все в порядке. Ты сознавал, к чему идет, уже тогда. Ты был слишком умен для ребенка, но испугался. Понадеялся. И подставился. Свою ошибку ты должен отработать, став собственностью империи до искупления вины, но у меня иное предложение… Станешь ли с-слугой справедливости?
Она сбилась на шипение, чувствуя, как от волнения хвост сворачивается кольцами. Стать собственностью империи – все равно что стать рабом, немым и бесправным. Даже если отработаешь, этого не забудут. Но тан Ши, похоже, решил переиграть, пользуясь своей сутью. Опасный противник древний. Слишком опасный.
«Тебе не нужно меня бояться. Ты мое дитя, пусть боятся другие», – слышен прохладный шепот, словно ветер донес слова.
Но почему Кио молчит? Ему слишком больно? Плохо? Не хочет? Гордость – его больное место.
– Я согласен. Кровью и силой клянусь! – Он и правда ослаб до предела. Успел ответить – и обвис на цепях.
– Пусть будет так! Приговор вынесен и обсуждению не подлежит! Да восторжествует справедливость!
– И правосудие, – шепнули рядом, зазвучал смех колокольчиком.
«Отпускай. Я уберу проклятие». – Поддерживающая ее ладонь исчезла, и тут же нахлынул холод.
Рин прикрыла глаза, осторожно отцепляя нити, норовящие хлестнуть свою хозяйку. Когтями их сматывать оказалось куда удобнее, даже если в реальном мире происходящее не было видно. Тьма посветлела, начиная рассеиваться. Тело сжалось натянутой пружиной – дар успокоился, окутал прохладным облаком и втянулся внутрь, собравшись где-то глубоко темным сытым комком. Она смогла, выдержала.
Рин еще заметила, как виртуозно и быстро снял тан Ши чужое проклятие, но сил говорить не осталось – держалась на чистом упрямстве.
«Спасибо, девочка. Я этого не забуду. Благодаря тебе моя сила возросла. Отдыхай».
Если бы ее не поддержала чья-то жесткая рука, она бы упала. В ушах грохотал гром, сердце почти выскакивало из груди, хвост заплетался, но она все же продержалась до конца. Смогла поклониться подтвердившему приговор императору. Убедиться, что Киорану окажут помощь. И лишь потом, оказавшись в плотном кольце гвардейцев, позволила себе отключиться. Последнее, что она увидела, – невероятно яркие, вспыхнувшие расплавленным серебром глаза. Все-таки позаботился.
Часть вторая
Щит наследника
Глава 1
Дворцовые тайны
У нас всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь, никогда не сорвешься: чувство долга.
И. С. Тургенев
В окно светило яркое солнце, пели птицы, мягко шелестела листва. А безбрежное синее небо казалось таким близким, что хотелось взлететь. Хотя иршасы не летают, это точно известно. Рин зевнула, лениво потягиваясь и щурясь. За те несколько дней, что она провела в целительском покое, тело полностью восстановило силы и начало осваиваться с теми дарами, что достались после вынесения справедливого приговора.
Приговора… Рин передернула плечами, вздохнув. Ши, ты же знал, знал, что так получится, но смолчал. И отец знал, наверняка, но ни словом не обмолвился. После вынесения приговора все изменилось. Тогда она не приходила в себя двое суток, а когда пришла, поняла, что стала ощущать окружающих совершенно по-другому. Она их чувствовала – их недовольство, зависть и усталость, обиды и злость; все это маячило на заднем фоне, не давая сосредоточиться. Но самое главное, она ощущала… как же это назвать? Степень их прегрешений? Замаранности? Правду говорят: во многих знаниях многие печали.
Она не услышала – ощутила всей кожей, что в комнате кто-то есть. Не враг и не чужак – в глубине души тлела теплая искорка узнавания. Родство. И родство довольно близкое. И, что самое главное, родство не только по крови, но и по духу. Даже дар не протестовал – тихо урчал, словно пушистый комочек тилле, свернувшись внутри и не выпуская шипов. Темный дар признавал этого незнакомца и даже благоволил ему, считая своим. Он не хотел его судить. Или не желала судить она? Они вместе?
– Кто ты? – сорвалось с губ раньше, чем Рин успела полностью просчитать варианты. – Я ощущаю тебя, поэтому выйди, если тебе не приказано иное.
– Нет, не приказано, хотя мне удивительно, что вы меня ощутили. – Словно шелест трав и невыразимый холод ночи. Ее окутало вязкое покрывало тьмы – настолько сильна она была в соткавшемся из воздуха незнакомце.
Рин подняла голову – и с трудом сдержала крик, до боли сжимая зубы. Не такое она думала увидеть, не это представляла, слушая истории Ис-Тайше о темных фэйри. Изначально, при рождении, магия лесного народа была нейтральна к миру – и лишь в день совершеннолетия решалось, на чью сторону ступит тот или иной представитель дивного народа. Повелитель – древнейший фэйри (да и фэйри ли в полном смысле этого слова?) сочетал в себе обе силы первородной стихии. Да, только так. Сама суть стихии была им подвластна, а вовсе не то, что называли магией другие народы. Свет и тьма в них не были равны добру и злу, ведь сами лесные духи были воплощением стихии, у них не было таких понятий. Но темные были почти неуправляемы, и часто, если их инициация происходила во время трагических событий или была связана с кровью, насилием и болью, они утрачивали рассудок. Иногда навсегда, чаще на время, но, выйдя из кровавой вакханалии, тут же клали свою голову под железный топор. Потому что массовых и жестоких убийств повелитель не прощал никому. Даже… даже…
Из горла вырвался всхлип – нет, даже не всхлип, а полузадушенный стон. Он понял, все понял, мигом изменившись в лице, резко отвернувшись, но это уже не могло бы прогнать увиденную картину.
Высокий, тонкокостный, высший фэйри. Длинные, чуть заостренные уши и резкие черты хищного лица. Острые когти и крылья – изломанные, изрезанные крылья, свисающие позади плащом. Мощная кровавая аура, пропахшая болью и безумием, и глаза… Да, под мороком у него были глаза, но дар Палача, смешанный с даром Слышащей, помогал смотреть в суть – прямо в пустые глазницы. Его силы были также искажены и искалечены, как и он сам. Щит наследника. Темный фэйри, которого не убили, но изгнали, лишив зрения и большей части силы.
