Пусть он безумен, но она примет его любым. Он верил в это. Лишь изредка, набравшись сил после очередного ритуала, он позволял себе приблизиться к ее особняку, прячущемуся в тени чужих дворцов, и благодарил всех богов, что она не переехала туда, на воздушные острова, куда ему путь был пока закрыт – слишком опасно.
Хвост с силой ударил по камням, высекая искры. Вспышки неконтролируемой ярости случались теперь реже, но совсем предотвратить их не получалось. Никак. Когти вошли в собственную руку, но замерший иршас даже не шевельнулся. Длинные, покрытые чешуей пальцы вошли в рану, коснувшись омертвелой кожи с исследовательским интересом. Кровь не шла, как и всегда, – лишь странная бледная субстанция, застывшая теперь в его жилах.
Смех – горький, безумный, безудержный – сорвался и улетел под купол зала, скрываясь в вышине.
– Никто меня не остановит… больш-ше никто…
Черная чешуя тускло блеснула в свете холодного голубоватого пламени светильников, и иршас обернулся, глядя, казалось, прямо на Рин. У него были глаза Киорана – глубокие, темные, с синей искоркой в глубине. Только совершенно мертвые.
В ту ночь она думала, что уснуть так и не сможет, как только вырвалась из сна, тяжело дыша и обливаясь потом. Спросонья еще и обратилась, чуть не сшибив хвостом все, что стояло поблизости. Из горла вырвался тихий хрип. Судорожно втянула воздух ноздрями, стремясь унять мечущееся сердце, в котором засела игла боли, когда на плечи легли чужие руки, заставляя не вздрогнуть, а успокоиться. Она знала, что этот иршас не причинит ей вреда.
– Что произошло, шианнэ Рин-э? – Обращение прозвучало непривычно, почти мягко.
Резко обернулась, но лицо замершего напротив наследника было по-прежнему бесстрастным.
– Сон. Вернее, видение, – шепнула, невольно прижавшись щекой к его ладоням. Мужчина застыл, а потом неожиданно придавил ее хвост собственным – во дворце Нильяр пребывал в истинном виде.
– И что же мир тебе показал? Что тебя так напугало и шокировало?
Не так давно они все-таки перешли на «ты», когда рядом больше никого не было. Как выразился ал-шаэ, он к этикету был абсолютно равнодушен, но положение обязывало.
Кончик чужого хвоста скорее бессознательно поглаживал ее собственный, стремясь успокоить. Это всего лишь ночная слабость, неужели она не может позволить себе так мало? Рин откинулась на грудь ал-шаэ Нильяра, чувствуя, как отступает слабость – их связь позволяла восполнять энергию за счет друг друга.
– Это я должна вас охранять, – слабо усмехнулась.
– И будешь, мой Щит, – голос наследника прозвучал неожиданно жестко, – когда закончишь обучение в академии и принесешь присягу. Несмотря на все твои особенности и нашу связь, которую не имеет смысла отрицать, ты еще слишком юна, чтобы пытаться сейчас нести такую ответственность.
Надо понимать, что возражать бесполезно. От такого тона слетела вся расслабленность, заставив напрячься в этих полуобъятиях. Рин попыталась отстраниться, но не смогла даже пошевелиться – настолько стальными казались сейчас объятия ал-шаэ. Пришло осознание того, что мужчина, будучи иршасом, полностью обнажен, а на ней осталась лишь легкая ночная туника, едва ли что-то скрывающая. Щеки припекало так, что казалось, на них можно воду кипятить.
Золото, присыпанное пеплом… Красивый окрас чешуи, и темнота не помеха его разглядеть. Сейчас он казался почти горячим, от прикосновения к покрытой пластинами чешуи груди разбегались ручейки жара по венам, рождая легкую улыбку. Пальцы невольно коснулись более прохладных чешуек хвоста – чувствительность ладоней иршасов превышала человеческую во много раз. Как приятно… Гладкая и неожиданно гибкая, сейчас чешуя совсем не казалась жесткой. Пальцы коснулись хвоста снова, когда ее руку бережно, но непреклонно отстранили.
Больше всего на свете Нильяр сейчас походил на змею, приготовившуюся к броску за самой желанной добычей. Мужчина подался чуть вперед, почти касаясь ее волос. Черты его лица утратили всякое выражение, резко заострившись. Крылья тонкого носа подрагивали, втягивая воздух, а объятия стали почти удушающими. Наверное, именно поэтому особенно остро резанул спокойный голос, выцветший и начисто лишенный выразительности:
– Так что ты увидела, шианнэ?
Захотелось зашипеть. Громко и желательно нецензурно. Этот мужчина, даже находясь рядом, оставался столь далеким, как звезда в небе. Даже ужас, испытанный от видения, поблек, вытесненный вспышкой иных эмоций.
Вдох. Выдох. Ты сильная, Рин. Ты выдержишь. Ты должна и забудь всякие «хочу – не хочу». Не девочка уже, чтобы в сказки верить. Грело уже то, что в тоне ал-шаэ больше не было снисходительного пренебрежения, которое так часто перепадало всем остальным, за исключением его близких.
Рассказ не отнял много времени, но лишь об одном она отчего-то умолчала. Знала, что он не станет полностью ее читать, и не нашла в себе силы рассказать о таких родных глазах на чужом, изможденном лице.
– Значит, он жаждет мести и воскрешения. Что ж, все, как мы и предполагали. Куда интереснее, что у нашего мертвеца, оказывается, есть дорогое ему существо… – Мужчина задумался, продолжая рассеянно поглаживать ее хвостом, отчего перехватывало дыхание и хотелось коснуться губами мерцающей в полутьме чешуи.
– Ты говорила, что ему уже много веков, и большую часть времени он себя не осознавал?
– Да, так и есть, – вспоминать было тяжело и больно. Ей было жалко до дрожи, до стона это безумное существо. Слишком уж он напоминал…
– Да, я тоже подумал об Эраньяше.
– Он поправится? Как он? – осторожное.
– Неплохо. Думаю, скоро ты сможешь его навестить. Раш спрашивал о тебе. – В голосе промелькнуло тепло, адресованное, увы, не ей. Да и вообще, наверное, показалось. – А его не жалей, не стоит. Он убийца и предстанет перед судом, причем судом не только Верховного Судьи, но и императора, и, возможно, даже жрецов. Беспрецедентный случай. Дом в твоем видении я посмотрел, но зацепок у нас по нему нет. Все слишком смазано и непонятно. Но, зная его цели, мы, по крайней мере, можем помешать ему получить желаемую добычу.
Аш арзал, змейство! Он так близко, что разум мутится, а надо бы высчитать желанные коэффициенты. Если они несовместимы, то и рассчитывать не на что, Нильяр слишком практичен, да и опасно это и безрассудно.
Но она так и не успела, словно проклятие какое-то. Мужчина потянулся лениво – и разжал руки, выпуская. Только чужой хвост на мгновение прижал ее сильнее, вызывая сладкую странную дрожь – и тут же отпустил.
– Ложись спать, Дейирин. Завтра будет тяжелый день. В третьем иторе после полудня жду в своем кабинете. По сути, ты уже здорова, и нам пора, наконец, решить, что предпринять.
И прежде чем она успела или сумела хоть что-то ответить, ал-шаэ неслышно и быстро исчез. Змей вредный! Коснулась плеч, которые щекотали выбившиеся из косы белоснежные пряди. Это уже больше, чем просто симпатия и привязанность, и вырвать ее из души невозможно. Только заледенеть навеки для любых чувств.
