– Эйнара, перестань истерить. Причина из-за складывающейся ситуации вполне убедительна, да к тому же еще и правдива. Нам необходимо понять, кто проводит ритуалы и зачем. Ирринар настоятельно просил нас это сделать, – спокойный, даже ленивый ответ. И весьма фамильярный. Голос красивый – низкий, глубокий, но с ледяными шипящими нотками, от которых становится не по себе. Слишком много в нем слышится превосходства.
Стой-ка, Раон… Возможно, она ошибается, и в империи множество Раонов, могущих столь странно и непозволительно общаться с первой даной, но что-то подсказывает, что дан всего один. Отец Киорана. Первый советник императора, и похоже, действительно один из лидеров заговорщиков. Причем с императрицей ведет себя вольно, даже как-то снисходительно. Тан Ши сохрани, только бы не нашли! Она даже дышать почти перестала, вслушиваясь в отдаляющийся шорох – иршасам, к счастью, требовался другой зал. По ритуалам? Значит, советника беспокоит тот, кто так нужен ее богу… Вот оно как. Что ж, это лишний повод сделать все, чтобы доставить претендента в ледяные объятия гостеприимного Эскайра. Главное, самой не стать очередной жертвой на пути к чужому возрождению.
С каждым видением о нем, что приходили в последнее время так часто, к ее тайному ужасу и удивлению, уходили брезгливость и отвращение. Он выживал как мог. Жестоко, подло, отвратительно. Но за любой проступок ответственность несет не одно существо. Тот, кто сделал несчастного таким, должен заплатить двойную цену.
Рин мотнула головой, возвращаясь к настоящему – тогда ей повезло не попасться. Отец, похоже, серьезно рассорился с наследником, насколько это было вообще возможно. Нильяр услал его из дворца под каким-то совершенно глупым предлогом. Она была рада. Пусть лучше будет подальше от всего этого сумасшествия, насколько это возможно для иршаса его ранга. Ведь есть еще Эскайр, есть другие враги. От сведений, которыми (пусть и в меньшей мере) делился Нильяр, голова шла кругом, но сейчас Рин волновало другое. Кирино. Любые сведения о кирино. Потому что такой, как Дейирин Атран, ох нет, уже Найритин, не должно было существовать. Иршасы были несовместимы с другими расами вплоть до гибели матерей при рождении ребенка-полукровки. Это было давно и строжайше запрещено, но никто ни словом, ни намеком ей об этом не обмолвился. Каким же образом мать ее родила? Старая книга почти рассыпалась в руках, покрытая толстым слоем пыли – похоже, ее не касались сотни лет. Да и кому здесь были нужны сведения о расах, с которыми не сталкивались тысячелетия? Похоже, эта книга была привезена еще из родного мира иршасов.
Строчки расплывались перед глазами. Шарсар, тем более такой устаревший, был трудным для понимания языком, но все же… Виски пронзила боль, закололо сердце. Кирино были, по сути, духами, человеческая оболочка являлась обманкой, пустышкой. Они могли надевать ее для удобства общения с другими расами, хоть и не любили, но никак не могли забеременеть и родить ребенка. Она не могла быть дочерью кирино Анайлисы. Но тем не менее она совершенно точно была дочерью иршаса Илшиардена. Горло сдавило, закружилась голова. Дар обжег изнутри, заставляя задохнуться от полузабытого чувства ненависти и отвращения. К ситуации. К самой себе. К тому, что ей придется это как-то рассказать, объяснить… И нужны ли будут уже ее объяснения Нильяру и отцу? Сила давила, разрывала изнутри, она была не в силах справиться со своими чувствами, с безумным страхом потерять все, что стало ей так дорого.
Теперь ты знаешь, почему никогда не была ей интересна. С тобой возились, как с породистым нужным жеребенком – с определенной целью. Кирино зачем-то очень был нужен иршас. Настолько, что она откуда-то добыла ему ребенка, в котором текла какая-то часть крови кирино.
Новый приступ боли. Тихое шипение, сорвавшееся с губ. Хвост метнулся, сбивая неловко небольшой боковой стеллаж. Желание исчезнуть отсюда стало настолько невыносимым, что сила выплеснулась сама ревущим потоком, и она провалилась в мерцающую, вопреки всем законам, арку портала.
Глава 7
Мертвые розы
Что прошло, того уж нет.
Марк Туллий Цицерон
Приземление вышло неожиданно мягким – прямо в центр огромной кушетки на небольших ножках. Рин тут же утонула хвостом в подушках и накидках – все они смотрелись удивительно органично, будучи сделаны в одной сине-янтарной гамме. Она это отметила как-то мимолетно, чувствуя, как выплескивается из тела сила, извиваясь черными угрожающими кнутами. Змейство, да где же это она? Как же это… как прекратить, не навредить, когда сердце разрывается от боли?
Вдох. Из горла вырывается хрип вперемешку с шипением. Картина, висящая на соседней стене, с грохотом падает на пол. Теперь ее еще и стыд захлестывает. Несколько подушек рассыпаются прахом.
– Нет… – Всхлип на грани слышимости.
Хвост молотит от бессилия, сбивая все вокруг в ком.
Колебание воздуха. Миг – и сильные, жесткие руки ловят ее, крепко, но не больно фиксируя. Мощный тяжелый хвост придавливает, не давая пошевелиться. Прямо на нее смотрят хищные алые глаза с золотыми звездочками. Теплое дыхание императора щекочет шею. На нем только легкая домашняя туника темного цвета, перехваченная поясом, волосы чуть мокрые, словно только из купальни.
Боль мешает думать, не дает сосредоточиться, мешаясь с испугом. Это конец. Ее легко, как пушинку, приподнимают, чужая сила обволакивает, унимая боль, закутывает, утихомиривает бушующую магию. Ее голова на чужом плече. Длинные пальцы с острейшими когтями расплетают волосы, перебирая. Это какой-то абсурд.
– Тише, шианнэ, тише, змейка. – Голос императора лишает воли, не дает противиться, лучше любого успокоительного настоя.
Смешок.
– С этим меня еще никто не сравнивал…
Больше император Шелларион ничего не сказал, а у нее и говорить-то сил не было. Так и полулежала в объятиях всемогущего змея, постепенно уплывая в сон. Этот сон был совершенно чудесен, потому что там ее обнимал Нильяр, завертывая в кольца своего хвоста. Впервые с его лица слетела бесстрастная маска – пусть хоть немного, чуть-чуть. Наследник выглядел встревоженным и расстроенным. А еще безумно уставшим. Бедный. Слишком много дел, наверное, и не прилег.
Ох! Иршас обернулся, сверкнув глазами, и стало боязно.
– Глупая девчонка! Чуть себя не угробила!
Странный сон. Как будто он уже все знает. Ее лицо обхватывают шершавыми ладонями, заглядывают в глаза, а потом целуют. Крепко, собственнически, до головокружения, словно наказывая этим поцелуем.
Интересно, это ничего, что она свалилась на императора? Даже во сне охватывает липкий страх, и Нильяр, как будто в реальности, отпускает, обнимая уже бережно, сажает ее на хвост.
– Отец не сердится на тебя, а вот я – очень даже. Если еще и выяснится, что повод был пустячный…
Ох, зря он это сказал. Всю ее сущность вновь затопила боль. От предательства родного человека. От того, что все ее опасения, до этого казавшиеся смешными, сбывались.
