– Дрянь!
Их лица вдруг искажаются до неузнаваемости, тела изламываются, выгибаясь в немыслимо-тошнотворных позах. Рядом ругается заковыристо фэйри, сбросив полностью человеческую личину. Красавица с острыми ушками превращается в зеленую гибкую деву, чей стан обвивают лианы, а длинные когти, почти в локоть длиной, разрезают воздух. Полный острых клыков рот подменыша раскрывается в беззвучном крике ярости и ненависти. Фэйри ненавидят чистый первозданный хаос, слишком близко он к ним, к их природе. Слишком легко забыться и шагнуть за предел, упиваясь силой и вседозволенностью, а потом сорваться в безумие. Тела тех, кто еще недавно был иршасами, поднимаются, дергаясь, как марионетки. Сквозь них прорастают нити гнили, выступая уродливыми наростами.
Рин бы с радостью ушла в спасительное объятие обморока, да только прятаться здесь некуда.
– Мой тот, что остался у стены, – звенит голос Лэйрилин. Окрасившиеся зеленью волосы вьются и льнут змеями.
– Мой правый, – усмехается Киоран. В ладонях некроманта уже танцуют две черные плети, окруженные зеленоватыми огоньками. – Рин, остался последний. Не бей убогого слишком сильно, у него и так мозги плесенью проросли! – Смешок. Но глаза мага смерти серьезные, холодные.
Рин прикрывает глаза, вновь призывая дар. Чешуя темнеет, заставляя тихо зашипеть, дернувшись; тепло исчезает под натиском леденящего холода. Это не иршасы и не живые существа. Это монстры. Плакать она будет позже, когда они останутся в живых, когда она вернется к Нильяру и все закончится.
– Суд мой да будет скор и справедлив! Веди меня, тан Ши, свою жрицу, – шепчут губы посвящение. Ладонь сжимает проявившийся фамильный клинок.
Ничто больше не имеет значения, кроме победы. Если стену разрушат, погибнут многие. Они просто не успеют сейчас никого позвать, а связь заглушена, на то и расчет. Дыхание замедлилось – транс помогал настроиться на бой. Все мысли пробежали в голове за долю мгновения, а руки уже плели атакующий узор. Кажется, кое-что избранник забыл сообщить. Например, о том, что среди мятежников оказался хаосит, похоже, что чистокровный и способный заражать своим хаосом других.
Противник просто смешон – медленный, неповоротливый увалень. Но почему он не падает от удара? Почему не течет чужая кровь? Удар, поворот, скольжение, дикий крик и шипение где-то на периферии. Бок обжигает боль, но дар холодит и успокаивает, не давая выпасть из транса. Она окутывает им клинок, глядя в пустые, мертвые глаза предателя. Падали такая же смерть! Оплетенный силой справедливости клинок входит в тело, как в масло. Разворот. Вытащить…
И содрогаться в мучительных спазмах тошноты, видя, как рассыпается в прах повергнутое тело.
Ее крепко обнимают за плечи, заставляя уткнуться носом в пропахшую кровью и потом тунику. Она не плачет, нет – тело просто содрогается в беззвучном крике. Может, потому, что в прошлый раз все было как в тумане, а сейчас она убивала осознанно?
– Все хорошо, малышка…
Лэи молча садится рядом, снова принимая образ милой девушки с зелеными глазами. Как бы то ни было, они вместе.
Интерлюдия восьмая
О том, как вредно игнорировать божественные приказы, и о планах императора
Справедливость – это единственное служение.
Роберт Ингерсолл
Тишина. Только мерно капает вода где-то рядом, совсем близко. Кружится, раскалываясь, голова. Как он здесь оказался? Илшиарден медленно приоткрыл глаза, вернее, попытался, словно два полновесных щитка на них навесили. Тело не слушалось; хуже того, оно почти не ощущалось, а мысли текли непривычно вяло. Не было ни паники, ни беспокойства, только вялое отупение и равнодушие. Слишком страшное. Слишком неестественное. Как же…
Алые волосы, горящие на солнце. Солнечная улыбка и тревога в темнеющих глазах. «Отец!» Кровь быстрее пробежала по венам, впрыскивая дозу адреналина, голова отозвалась новой вспышкой боли, но он вспомнил то, что желал забыть.
…Этот вечер был обычный, как и тысяча до того, только текучка сменилась более важными проблемами: теперь маньяк-убийца уступил место хаоситу. Нет, и первого искали, но вот второй… Эта проблема уже угрожала самим устоям империи. И никак не вырваться домой, в карриарш, где ждет его подруга и невеста. Хотя в последнее время Илшиарден все чаще ловил себя на дикой мысли, что когда он вдали от нее, то часто о ней забывает, а когда рядом, то будто одержим и готов целовать землю у ног прекрасной Анайлисы, а в голове туман. Илшиарден не был идиотом. Страсть могла затуманить рассудок, он мог обманываться долго, но не вечно. Он и любил, и чувствовал свою дочь, но вот с Анайлисой… Что-то здесь было не так, и от этого сердце иршаса болезненно сжималось, заставляя его скрипеть клыками.
Илшиарден отложил очередной отчет в сторону, потирая виски. Вместо своей прямой обязанности он был вынужден заниматься поиском заговорщиков. Что ж, дар направлял, подсказывал – и за это брал непомерную плату, в отличие от Рин, его ведь не защищал бог. При мысли о настойчивости древнего Судья тихо зашипел под нос, свивая хвост кольцами. Давление он ненавидел – слишком велик и так был его долг перед страной, не много ли он уже отдал, раздавая себя, не оставляя для себя ни капли? Нельзя, надо гнать прочь подобные мысли, они мешают контролю над даром. Как-то справится с этим Дейирин? Такая ноша для женщины, такая немыслимая ответственность для хрупкой дочери, для будущей императрицы.
– Ты совсем вымотал себя, Илш, – негромкий напевный голос почти вводит в транс. В кабинете пахнет грозой, ветром и травами.
Только от одного существа, кроме сумасшедшего фэйри, так пахло. От второй ненормальной. Уголки губ невольно дернулись, обнажая ядовитые клыки.
– Я вижу, как ты рад меня видеть.
Вошедшая присела бесцеремонно на край стола, тряхнув волосами. Косы расплелись вмиг, рассыпаясь, расползаясь лианами цвета весенней травы. Лукаво блеснули большие блестящие глаза, прикрываясь ресницами. Качнулась призывно грудь в глубоком вырезе слишком откровенного полуохотничьего костюма. Инстанши, сестра изгнанника, была великолепна, как и всегда. И не отказывалась от своей безумной идеи его завоевать.
– У меня много дел-с-с, – прошипел раздраженно, щелкнув кончиком хвоста по тянущейся к нему руке.
– Все такой же недотрога. – Хрустальный смех, от которого что-то екает в груди, вдруг резко обрывается. Женщина сбрасывает маску роковой соблазнительницы и смотрит тревожно и внимательно на его шею. – Снова воспаление? Илш, но…
– Хватит! – злое и резкое. Ее обиженно прикушенная губа и уже нескрываемая тревога в глазах.
– Ты прав, мой друг. Действительно, хватит. – Голос Нильяра за спиной оказывается полной неожиданностью. Откуда он здесь? Как быстро он появился?
Он не успевает сказать ни слова, когда понимает, что не может двинуться. Тело онемело, не подчиняясь приказам. Он попытался дернуться, обернуться, чувствуя, как холодеет от непонимания и обиды сердце, когда видит склонившегося над собой кровного брата. Нильяр поддерживает, не давая упасть, и осторожно укладывает на пол, но лицо его словно пустая маска. Словно он сам себя проклял и обрек на бесчувствие. И это страшнее всего, ведь обычно он всегда мог уловить чувства своего господина.
