– Да что ты! – Дуся округлила глаза и замахала рукой. – Чего нет, того нет! Не сидела, а лежала.
– Это в каком же смысле?
– В самом обыкновенном и печальном. Лежала твоя Воробьева в клинике.
– В какой?
– В психиатрической.
– Вот оно как… – протянул Лебедкин.
– Так что неудивительно, что ей всякие чудеса мерещатся. И сестра несуществующая, и все остальное… так что можешь спокойно это дело закрыть и папку в шкаф убрать.
– Так-то оно так, да все-таки…
– Нет, Петя, все же трудно с тобой!
– Все-таки что-то тут не так. Сначала она приходит и рассказывает странную историю про сестру…
– Ну нездоровый же человек! В клинике лежала! Даже справка у нее имеется! Чего ты от нее хочешь?
– Ты дай мне договорить! Сначала она приходит с этой своей историей, а потом ее находят на улице в бессознательном состоянии. Тебе это не кажется подозрительным?
– Ох, Петя! Любишь ты на пустом месте проблемы создавать! Опять тебе всюду твои маньяки серийные мерещатся? И ты еще удивляешься, что начальство тебя не любит!
– Потому что, как только я позвонил этой самой сестре и сообщил ей про Воробьеву – так на нее сразу напали! Ну не сразу, а на следующий день! Но согласись, что подозрительное совпадение! А я в совпадения вообще не верю…
– Да ничего я не вижу подозрительного! У женщины с головой явно не все в порядке, вот она и попала в аварию… небось пошла на красный свет, вот и сбили ее…
– Да там и авария какая-то подозрительная. Еропкин сказал, по словам свидетеля, ее не сбили, а выпала она из машины. И еще собака с ней была, но собака потом убежала…
– А что за свидетель? Почему в деле нет его показаний?
– Да свидетель-то какой-то не слишком надежный. Без определенного места жительства, и выпивши был, а потом вообще сбежал, поэтому его показания и не подшили к делу.
– Ну вот, видишь? И свидетель ненадежный, и вся история какая-то мутная… забудь ты про это дело!
– Дусь, а Дусь… я тебя последний раз прошу – съезди в больницу, поговори с этой Воробьевой. Только спроси – может, она сама что-то вспомнит. И все – я это дело закрою, обещаю тебе. Я бы сам съездил, да ты же знаешь – допрос свидетелей у тебя гораздо лучше получается. Особенно женщин. Опять же больница все-таки… тетки там в таком виде… стесняются…
– Да, Петя, с женщинами ты разговаривать определенно не умеешь… – вздохнула Дуся.
– Ну так что – съездишь?
– А если съезжу – закроешь дело?
– Обещаю!
Дуся узнала в приемном покое, где лежит пациентка Воробьева, поднялась на пятый этаж, вошла в хирургическое отделение.
Прямо напротив двери находилась стойка дежурной медсестры. Сама медсестра, приземистая брюнетка лет сорока с густыми бровями, похожими на двух откормленных гусениц, и с небольшими усиками, лениво препиралась с мужчиной в полосатом халате.
– Сколько тебе повторять, Константинов, что посещения разрешены исключительно с трех до пяти? А к тебе женщины после отбоя приходят, и все время разные!
– Но к Николаю Николаевичу тоже после отбоя… я сколько раз своими глазами видел…
– Ты себя с Николаем Николаевичем не сравнивай! У него отдельная палата, коммерческая, а ты в общей лежишь, так что твои посетительницы деморализуют других больных! И потом, к Николаю Николаевичу законная жена приходит, а к тебе кто?
– Ну, может, ко мне тоже почти законная…
– Которая это? Или что – все?
Тут медсестра заметила Дусю и посуровела:
– Женщина, а вы к кому? Вам что, в приемном не сказали, что посещения только с трех до пяти? Повторяешь вам, повторяешь, и все без толку…
– Конкретно мне вы пока ничего не повторяли и вообще даже не выслушали!
– И не собираюсь слушать! – отрезала медсестра. – И вообще посещения разрешены только близким родственникам! Вот вы, к примеру, близкий родственник?
– Это смотря кому…
– Да кому угодно!
– Вы мне даже не дали сказать, к кому я и по какому делу… ничего не дали сказать…
– И даже слушать не собираюсь! Если всех пускать в неприемное время, так это никакого порядка не будет на отделении! Это будет уже не хирургическое отделение, а психиатрическое!
В это время открылась дверь с табличкой «Заведующий отделением», и в коридор вышел невысокий плотный мужчина в белоснежном халате, с аккуратными усиками, в очках в золоченой оправе.
Он сразу же увидел Дусю, и, как большинство мужчин при виде ее, удивительно преобразился. Глаза за стеклами очков вспыхнули, усики поднялись, как две антенны, он бодрым козликом подскочил к Дусе и заворковал:
– Какие у нас посетители!
– Казимир Францевич, я им сказала, что сейчас неприемное время… – возмущенно проговорила медсестра.
– Что значит – приемное, неприемное… – фыркнул заведующий. – Правила для того и существуют, чтобы иногда делать исключения! Вы, девушка, к кому пришли?
– К больной Воробьевой.
– Где у нас Воробьева?
– И я им сказала, – продолжала упорствовать медсестра, – что посещения разрешены только близким родственникам… такой у нас порядок… а она меня не слушает…
– Ну близкий, не близкий – это понятие относительное, сегодня можно быть не близким, а завтра сблизиться… кем вам приходится Воробьева?
– Никем, – честно призналась Дуся. – Вообще-то она мне приходится свидетельницей по серьезному делу. А возможно, что и потерпевшей. Я вообще-то из полиции.
При этих словах медсестра заметно оживилась, заведующий же немного погрустнел, но ненадолго. Вскоре он снова приободрился и проговорил прежним тоном:
– Ах, из полиции? Это ничего, что из полиции. Так в какой палате у нас Воробьева?
– В восьмой, – сухо доложила медсестра.
– Ну, давайте, я вас к ней провожу…
– Это не обязательно. Я сама найду дорогу, а говорить с ней лучше с глазу на глаз…
Заведующий еще больше поскучнел, но не посмел настаивать и с разочарованным видом ушел по своим делам, медсестра же неожиданно подмигнула Дусе вполне по-человечески.
Дуся улыбнулась, без проблем нашла восьмую палату и вошла в нее.
Анну Воробьеву она определила методом исключения.
В палате было всего четыре человека, из них две женщины явно пенсионного возраста, одна девушка лет восемнадцати и еще одна – под сорок, то есть примерно такого возраста, как Анна Воробьева.
Одна из пожилых женщин спала, отвернувшись к стене, другая внимательно изучала в зеркале свои брови. Молодая девчонка тихо разговаривала по телефону. Под глазами у нее были глубокие черные круги.
