– Уступил? – возмущенно переспросила девушка.
– Именно! Дело в том, красавица, что твой сенатор должен мне очень много денег, и потому он не смог отказать в моей маленькой просьбе. А тебе не все ли равно…
– Нет, мне не все равно! – выпалила Клодия, и лицо ее покрылось красными пятнами. – Я не игрушка, не вещь, не рабыня, которую можно передать по своей прихоти или отдать за долги! Я свободная женщина и сама распоряжаюсь своей свободой!
Она бросилась к полуоткрытой двери, но там ее встретил рослый каппадокийский раб, который загородил дверной проем, неподвижный и безмолвный, как скала.
Клодия метнулась к другому выходу – но там ее ожидал другой раб, темнокожий выходец из Африки.
Гортензий, который невозмутимо наблюдал за ней, усмехнулся.
– Все равно ты будешь моей!
– Никогда!
Клодия попятилась, споткнулась, при этом выронила какой-то небольшой предмет, тускло сверкнувший в отблеске масляных светильников.
Она наклонилась, подняла этот предмет – это была оправленная в золото камея. Черный раб взглянул на камею – и вдруг окаменел, застыл с удивленным выражением на лице.
Клодия недоверчиво взглянула на него, скользнула мимо и покинула триклиний.
– Держи ее, негодяй! – воскликнул Гортензий, неловко сползая с пиршественного ложа.
Но раб все еще стоял неподвижно, как будто взгляд Медузы Горгоны и впрямь превратил его в камень, а Клодия уже выбежала из триклиния, пересекла крытый дворик и вылетела на улицу.
Здесь она завертела головой в поисках своих эфиопов – но они словно сквозь землю провалились.
Клодия позвала их, но носильщики не отозвались.
Дольше оставаться на месте было опасно, и Клодия пошла в сторону своего дома.
– Дуся, ты сюда лучше не заходи! – проговорил эксперт Данилов, немолодой хозяйственный дядечка.
Данилов был немного чудной. К примеру, он всегда носил галстук-бабочку. Вроде увидел такой галстук у одного медэксперта в иностранном сериале и решил, что это будет прикольно. Получилось не очень прикольно – особенно когда он в своей непременной бабочке осматривал жертву бытового убийства с разбитым напрочь лицом.
Дуся попросилась в бригаду, которая выехала на труп, когда вездесущий Коля Еропкин сообщил ей, что в своей квартире нашли убитой Кащееву Изабеллу Юрьевну. Нашла ее соседка, к которой по вентиляции просочились очень неприятные запахи – не то суп Изабелла на плите забыла, не то утюгом синтетику прожгла, и не просто трусы там или бюстгальтер, а целый ворох белья.
Ключей от квартиры Изабеллы у соседки не было, но когда та не ответила на стук и звонки, подоспел электрик Алексей, которого, оказывается, Изабелла вызвала, и оказался мастером на все руки.
Дверь открыли, а когда увидели, что там такое, то электрик в обморок упал. А соседка ничего, пошла к себе и вызвала полицию.
– Не заходи туда… – повторил эксперт.
– Леонид Васильевич, вы меня за кого принимаете? – обиделась Дуся. – За практикантку? Вы же знаете, сколько лет уже я в полиции работаю. Всякого повидала…
– Всякого, да не такого! – вздохнул Данилов. – Впрочем, как знаешь. Ты девочка взрослая…
Эксперт посторонился.
Дуся протиснулась на кухню, взглянула на жертву… и ее действительно замутило.
Женщина полулежала в кресле. На ней был домашний легкомысленный халатик, волосы рассыпаны по плечам, губы подведены яркой помадой. Собственно, рот – это было единственное на лице, что осталось нетронутым. На левой щеке был ожог, как на рубашке мужа, которую нерадивая жена сожгла, болтая по телефону. Правая щека отсутствовала, вместо нее были жуткие клочки мяса. Правый глаз вытек, левый смотрел в потолок, в нем ничего не отражалось. Руки были скрючены, так что Дуся невольно представила, как несчастная жертва сжимала кулаки от боли. Еще на руках виднелись следы веревок.
– И тело такое же, – вздохнул Данилов, – живого места нет, я уж халатом прикрыл. Утюгом он тут орудовал и кислотой поливал.
Кухня перед Дусиными глазами поплыла.
К счастью, Леонид Васильевич вовремя заметил, что с ней происходит, поддержал за локоть и поднес к Дусиному лицу марлевый тампон, смоченный нашатырем.
Дуся отдернулась, но ей стало заметно лучше.
– Никогда со мной такого не было… – хрипло сказала Дуся.
Она взглядом поблагодарила Данилова – не столько за нашатырь, сколько за то, что эксперт не сказал чего-нибудь вроде «я же предупреждал».
Отдышавшись, Дуся спросила:
– Идентифицировали жертву?
– Да, – тут же ответил Данилов. – Кащеева. Изабелла Юрьевна Кащеева, хозяйка квартиры, а кто же еще-то?
– Как? – Дуся вспомнила помощницу нотариуса, сухопарую стерву с поджатыми губами, и еще раз взглянула на жертву.
Распущенные волосы, яркая помада, кокетливый халатик… ее просто невозможно было узнать.
Даже в таком виде.
Выходит, Изабелла Юрьевна вела двойную жизнь…
Тут за спиной Дуси послышался шум, возмущенное пыхтение, и на кухню протолкался Петя Лебедкин.
Он остановился возле Дуси, шумно выдохнул и проговорил чуть ли не восхищенным голосом:
– Ну и дела! Ее-то за что? Слушай, Дуся, дело серьезное. Ты права, все вокруг этой конторы нотариальной вертится. Нужно туда идти и за жабры твоего нотариуса брать! Что-то он там мудрит…
– Пойдем, только завтра, – согласилась Дуся, – сегодня у них закрыто, ночь скоро…
В дверь нотариальной конторы позвонили. Позвонили строго, требовательно, официально. Потом позвонили еще раз.
Рубен Варламович нажал клавишу переговорного устройства и проговорил недовольным, капризным голосом избалованного ребенка:
– Почему никто не открывает? Кто там… Алена? Изабелла Юрьевна? Я что – сам должен к двери бегать?
На его призыв никто не отозвался, и тут нотариус вспомнил, что Алена Козлихина вчера еще отпросилась к зубному, потому что после удара по голове у нее выскочила пломба, а Изабеллу Юрьевну он не видел с утра.
Это было уже ненормально, даже неправдоподобно: за все годы совместной работы Изабелла Юрьевна не пропустила ни одного рабочего дня и ни разу не опоздала. Каждый божий день, входя в свою контору, Рубен Варламович заставал свою помощницу на рабочем месте, каждый день его встречал ее преданный взгляд.
Да, видимо, с ней что-то случилось, и что-то серьезное…
Другого выхода не оставалось.
Нотариус встал, вышел из кабинета, прошел через пустую приемную и самостоятельно открыл двери.
