– А что не так? – спросила она, сглотнув.
– Пытаешься чего-то в справочной добиться, – тетка пожала плечами, – эта ведьма тебе ничего умного не скажет, они только лаять из окошка умеют. Тебе куда надо?
– В реанимацию…
– Значит, идешь сейчас на улицу, обойдешь здание, там за углом будет дверь. Подождешь, пока кто-то из нее выйдет, и иди смело, никто тебя не остановит, это у дверей стерегут, а внутри у людей своих забот хватает. Поднимешься по лестнице на третий этаж, там в конце и будет реанимация.
– Спасибо вам! – Голос у Анны дрогнул.
– Потверже держись! – напутствовала ее тетка. – Вроде по делу идешь, а не к больной сестре.
Анна сделала все как велели, нашла дверь, которая как раз открылась.
Бодрая старуха выкатывала тележку, доверху наполненную грязным бельем. Анна придержала ей дверь и, пока старуха, чертыхаясь, перетаскивала тележку через порог, сама себе удивляясь, стянула из тележки сомнительной чистоты халат. Старуха ничего не заметила.
Анна поднялась по лестнице и прошла по коридору. Навстречу попались два озабоченных человека, в таких же белых халатах, поэтому никто не обратил на нее внимания.
На двери реанимации висело несколько грозных плакатов.
Анна прочитала их все, потопталась возле двери, огляделась по сторонам и решилась все же сунуться. Как раз оттуда вышел озабоченный врач и побежал куда-то по коридору.
В комнате было три кровати, одна пустовала, на второй лежала старуха, опутанная проводами, и тяжело, с хрипом дышала.
На третьей кровати Анна увидела Светлану.
В первый момент она ужаснулась – не может быть, это не она. Потому что то, что лежало на кровати, никак не напоминало ту женщину – интересную, хорошо и со вкусом одетую блондинку, которая встретила Анну на вокзале.
Когда это было? Недели две назад? Всего две недели?
Теперь перед Анной лежало изможденное существо без возраста и, кажется, даже без пола. Серая кожа свисала со щек складками, бледные потрескавшиеся губы, глаза полузакрыты. Пальцы рук, лежащих поверх одеяла, скрючены, ногти обломаны, сами руки в синяках и ссадинах от веревок, врезавшихся в них в течение нескольких дней.
«Правду говорят – краше в гроб кладут», – подумала Анна, но не стала плакать и ужасаться, а жутко разозлилась.
Если бы были сейчас перед ней те люди, что сделали такое с ее единственным близким человеком, она задушила бы их собственными руками.
– Света… – Она наклонилась и робко тронула сестру за руку. – Света, ты меня слышишь?
Ничего не случилось, рука не шевельнулась, и сомкнутые ресницы сестры даже не дрогнули.
– Света, это я, Анна, твоя сестра, – заговорила Анна негромко, но твердо, – ничего не бойся, я теперь буду рядом и никому не дам тебя тронуть.
Показалось ей или нет, что пальцы сестры, которые она сжимала в руке, чуть дрогнули? Или это случайность?
Анна наклонилась совсем низко к лицу Светланы и услышала тихий и жалобный стон. И мгновенно почувствовала себя в темном сыром погребе, в полном одиночестве и неведении. И надежды на спасение не было никакой.
Сначала было холодно и хотелось пить и есть. Потом только пить. Затем уже ничего не хотелось, она впадала в беспамятство все чаще и чаще. После она смирилась, потому что поняла, что это конец. И даже вспомнила какие-то молитвы, которые слышала в детстве от бабушки.
После чего уже больше ничего не помнила и не осознавала.
И не осознала, что ее спасли, вытащили из темного погреба какие-то люди и было много воды и света.
Кто-то шумел, кричал, лаяла собака…
Светлана снова погрузилась в бездонное забытье.
– Света, Света, очнись! – звала Анна сквозь подступившие слезы. – Больше не будет ничего страшного и плохого, никто тебя не тронет…
Ресницы Светланы дрогнули, и веки чуть приподнялись, и Анна прижала руки к груди, но… глаза сестры снова закрылись.
Ну что ж.
Анна нашла жесткий стул с неудобной металлической спинкой и уселась рядом с кроватью. Она подождет. И будет все время разговаривать с сестрой, читала же она, что такие больные слышат, особенно если с ними разговаривает близкий человек.
Старуха на соседней койке по-прежнему хрипела, в палате никого не было.
Анна заметила, что жидкость в старухиной капельнице закончилась, и подошла, чтобы перекрыть доступ воздуха.
Вот куда, интересно, медсестра подевалась? Тоже мне, реанимация называется!
В это время бесшумно открылась дверь палаты, и появился врач. Но не тот, который выскочил недавно и помчался по коридору с озабоченным видом. И не замотанная женщина с растрепанными волосами, и не пожилая, полная, в домашних тапочках…
Пока Анна сидела у дверей, она всех изучила.
Этот был совсем не такой. В наглухо застегнутом белом халате, который был ему явно велик, потому что рукава подвернуты, без шапочки.
Он вошел и оглянулся, не заметив Анну, которая отошла как раз к соседней кровати и возилась с капельницей за ширмой.
Этот взгляд Анне не понравился, как будто доктор чего-то или кого-то боялся.
Он взял Светлану за руку и удовлетворенно хмыкнул, увидев примотанный к руке катетер для капельницы. Сама стойка с капельницей стояла в углу, и врач направился к ней.
Анна осознала нечто странное, неправильное в его походке. Как-то он шел неуверенно, крадучись. И потом, он собирается ставить капельницу сам? Это всегда делает процедурная сестра.
Анна долгое время провела в больнице, уж там все порядки изучила. Все же дело трудное – в вену попасть не всякий сможет. В больнице строго: каждый должен делать свою работу, лишнего никто выполнять не станет.
Врач между тем выбрал капельницу и достал из кармана наполненный шприц. Проколол иглой емкость с обычным физиологическим раствором и следил теперь, как содержимое шприца входит туда.
Анна не верила своим глазам. Что это он делает? Достал из кармана шприц, на руках нет перчаток, первую попавшуюся капельницу схватил. И он собирается ставить ее Светлане? Ну и порядки в этой больнице!
– Что вы ей вводите? – спросила Анна, и увидела, как врач вздрогнул.
– Черт! – прошипел он и повернулся. – Вы вообще, как здесь оказались? Что вы здесь делаете?
– А вы? – Анна увидела его глаза и осмелела, сообразив, что это не врач вовсе, у доктора не может быть таких глаз.
– Немедленно покиньте помещение реанимации! – По идее, он должен был бы проорать эту фразу громко, но этот тип, однако, произнес ее вполголоса, как будто боялся, что его кто-то услышит.
И оглянулся на дверь, что прибавило Анне смелости.
Если бы дело касалось ее лично, она бы испугалась и промолчала, как всегда. Но тут речь шла о жизни ее сестры, которая и так настрадалась вволю и совсем недавно была на волосок от смерти.
