Но это показалось мне трусостью. Нет, я должна вывести этих обманщиков на чистую воду. А какой овечкой прикидывалась эта мадемуазель Вероник! Я еще жалела ее и пыталась ей помочь! Полагала, что она глубоко несчастна во дворце и в столице.
Я подошла к дверям ее комнаты и замерла на мгновение. А потом негромко постучала и сразу же распахнула дверь.
— Мадемуазель Вероник, надеюсь, вы еще не спите?
Да, именно так — я сделаю вид, что зашла к ней по какому-нибудь делу. Например, за книгой, которую она мне читала пару дней назад. Она как раз остановилась тогда на самом интересном месте.
Они сидели за сервированным для вечернего чая столом. Сидели на расстоянии друг от друга и были полностью одеты.
Вероник смотрела на меня с ужасом, а вот прочитать что-либо во взгляде его высочества было трудно.
— Ваша светлость! — фрейлина вскочила, едва не опрокинув столик. Лицо ее было красным как мак.
Я знала, кого увижу в ее комнате, и всё равно растерялась. Мы так и смотрели с принцем друг на друга, не произнося ни слова.
— Простите, ваша светлость, я…, — на глазах мадемуазель де Камбер появились слёзы.
— Не нужно, Вероник, — наконец, заговорил и принц, — я сам объясню всё ее светлости.
Быть может, он ждал, что я ретируюсь и сделаю вид, что ничего не произошло? Быть может, во дворце было принято закрывать глаза на такие шалости? Ну, что же, ему не повезло — де Лакруа к таким вещам относились серьезно.
— Прошу вас, Маргарита, присядьте, — его высочество, как ни странно, был почти спокоен. — Я даже рад, что вы пришли.
Ага, как же, рад он! Я даже не сразу поняла, что он впервые назвал меня просто по имени.
Но я всё-таки села в предложенное кресло. Так и быть, я выслушаю его.
— Я понимаю, что вы должны были подумать, застав меня здесь. Но, уверяю вас, всё совсем не так.
Он сделал паузу, но я не помогла ему. Я перевела взгляд на плачущую фрейлину. Нет, теперь мне было ее не жаль.
— Я объясню вам всё, ваша светлость, но простите, прежде я хочу попросить вас дать слово, что всё сказанное здесь, останется между нами.
Он что, издевается? Да как он смеет просить меня об этом?
Я только холодно усмехнулась в ответ.
— Ну, что же, — вздохнул он, — я буду надеяться на вашу доброту. Об этой тайне во дворце знают только три человека — я, мадемуазель де Камбер и мой отец.
Еще и его величество? Не думала, что король интересуется интрижками своего отпрыска.
И вдруг его высочество сказал то, от чего голова пошла кругом.
— Вероник — моя сестра!
Я даже сначала подумала, что ослышалась. Какая сестра? У их величеств только один ребенок, и все об этом знают.
Но девушка, заметив мое недоверие, сглотнула слёзы и прошептала:
— Да, ваша светлость, я — незаконнорожденная дочь короля.
И, еще гуще покраснев, закрыла лицо руками.
Глава сорок первая, в которой Марго понимает, что быть дочерью короля вовсе не значит быть принцессой
Но я всё еще не могла поверить в то, что услышала. Я плохо знала столичные нравы, но мне казалось, что даже рожденные вне брака дети короля должны быть знатны, богаты и счастливы. А Вероник отнюдь не выглядела таковой.
И еще одно противоречие не давало мне покоя.
— Но если вы — брат и сестра, пусть и только по отцу, то к чему эти тайные ночные встречи? Разве нельзя общаться днем, в большом дворце?
Ах да, принц же сказал, что об их родственной связи, кроме них самих, знает только его величество!
— Ее величество ничего не знает о Вероник? — сообразила, наконец, я.
— Я сам узнал о Вероник только месяц назад, — грустно сказал принц. — Она же узнала эту тайну лишь ненамного раньше. Мои родители — любящие супруги, хоть вы, наверно, сейчас думаете совсем по-другому. Я знаю лишь об одной серьезной размолвке, которая случилась между ними. Тогда поссорились старшие братья матушки, и она хотела, чтобы отец вмешался в их распри и попытался их образумить. Он же полагал, что они должны разобраться сами, и вмешательство извне только еще больше их разозлит. Впоследствии матушка признала, что он был прав, но тогда она страшно обиделась на него за этот отказ. Дело дошло до того, что она уехала на родину и потребовала развода. Отец был в смятении.
— Именно тогда он и обратил внимание на мою мать, — Вероник вытерла слёзы и посмотрела на меня с такой тоской, что у меня сжалось сердце. — Их связь была столь короткой, что о ней даже не узнали во дворце. Но потом родилась я.
Ей было трудно говорить, и рассказ продолжил его высочество.
— Мать Вероник умерла при родах, и отец попросил одного дворянина, которому он доверял как себе, принять малютку в его семью. Супруга шевалье де Камбера тоже только-только разрешилась от бремени, и к несчастью их новорожденная дочь умерла. Супруги де Камбер выполнили просьбу, и до недавнего времени никто и не догадывался, что Вероник им не родная.
Я посмотрела на девушку с еще большей жалостью. Она, как и я, лишилась матери так рано.
— Они любили меня как собственную дочь! — воскликнула Вероник, и взгляд ее просветлел. — Не делали никаких различий между мною и моей старшей сестрой, — тут она смутилась и поправилась: — между той, которую я столько лет считала сестрой. Моя приемная мать умерла пять лет назад, а полгода назад скончался и шевалье де Камбер. Перед смертью он посчитал себя обязанным раскрыть мне подлинную историю моего появления на свет. К тому времени моя старшая сестра Жюстин уже была замужем, и отец боялся, что одной мне будет трудно. Он хотел, чтобы я знала — мне есть к кому обратиться. Но его откровение привело к ужасным последствиям. Я была поражена и напугана. Нет, я вовсе не собиралась ничего просить у его величества. Я понимала, сколь мало прав у меня на это. Хуже было другое — наш разговор услышал муж Жюстин. Вернее, не весь разговор, а только часть его. Он не узнал, кто является моим настоящим отцом, но понял, что я — вовсе не сестра его жены. И как только мой приемный отец скончался, и Жюстин на правах старшей и замужней дочери вступила в наследство, ее супруг потребовал, чтобы я убралась из их дома. Он разрешил мне взять с собой только несколько платьев да еще швырнул мне вслед горстку медных монет.
Ее глаза снова заблестели от слёз.
— Но что же ваша сестра? — возмутилась я. — Даже если вы по крови и не родные, то она знала, как вас любили ее родители, и не должна была позволять мужу так с вами поступать!
Вероник покачала головой:
— Жюстин всегда и во всём слушалась Даниэля. Я уверена, она жалела меня, но заступиться за меня не осмелилась. Но я ее не виню — ей нужно было сохранять свою семью, к каковой я более уже не принадлежала. Я сняла самую дешевую комнату на постоялом дворе и стала искать работу.
