После обеда все отправились на полуют, рассчитывая дождаться там ночи, чтобы разойтись по каютам.
Скрытое тучами солнце еще не исчезло за горизонтом, и до полной темноты было еще далеко.
В этот момент Тони Рено показалось, что он заметил на востоке парус, и почти тут же раздался возглас Уилла Мица:
– Судно прямо по правому борту!
Все взгляды обратились в ту сторону.
Большое судно, шедшее под марселями и нижними парусами, появилось милях в четырех по ветру. Ветер для него был слабоват, и, идя под всеми парусами, оно должно было пройти борт о борт со «Стремительным».
Луи Клодьон и Роджер Хинсдейл отправились за биноклями и начали рассматривать судно, которое шло курсом норд-вест и медленно приближалось.
– Черт его принес! – пробормотал Джон Карпентер Гарри Маркелу. – Через час оно пересечет наш курс!..
Корти и остальные пираты пришли к тому же выводу. А что будет, если ветер совершенно стихнет? Ясно как день, оба судна проведут ночь на расстоянии полумили, а то и четверти мили друг от друга!.. Придется распроститься с планом сегодня же ночью сказочно разбогатеть!
Если в первый раз, у берегов Ирландии, Гарри Маркел мог себя поздравить с тем, что не разделался до времени с пассажирами, то теперь обстоятельства изменились. Деньги миссис Кетлин Сеймур были уже на борту, но как довести до конца задуманное, имея рядом проклятое судно?!
– Тысяча чертей! – повторял Джон Карпентер. – Когда же мы наконец разделаемся с этим пансионом?.. Неужели придется ждать следующей ночи?..
Судно между тем, воспользовавшись последними дуновениями ветра, приближалось к «Стремительному». Вот-вот они разминутся…
Это было большое трехмачтовое судно, направлявшееся либо к одному из Антильских островов, либо в один из мексиканских портов.
Что касается его принадлежности, то определить ее было невозможно, поскольку флаг на бизани был спущен. Но, судя по конструкции и такелажу, оно было американским.
– Непохоже, что оно идет с грузом… – заметил Магнус Андерс.
– Точно, – ответил Уилл Миц, – ручаюсь, оно идет с балластом.
Минут через сорок судно было не более чем в двух милях от «Стремительного».
Поскольку течение сносило «незнакомца» в этом направлении, Гарри Маркел надеялся, что он обгонит «Стремительный». Если чужак окажется милях в пяти-шести от барка между часом и четырьмя утра, то, даже если предположить, что на борту завяжется борьба, крики на таком расстоянии слышны не будут.
– Черт его принес! – пробормотал Джон Карпентер Гарри Маркелу
Полчаса спустя, когда сумерки окончательно сгустились, последнее дуновение ветерка исчезло. Оба судна замерли неподвижно менее чем в полумиле друг от друга.
Часов в девять мистер Паттерсон спросил сонным голосом:
– Ну что ж, друзья мои, а не пора ли нам по каютам?..
– Еще не поздно… мистер Паттерсон, – ответил Роджер Хинсдейл.
– А спать с девяти вечера до семи утра явно многовато, мистер Паттерсон, – добавил Аксель Викборн.
– А то вы вернетесь в Европу толстым как монах, мистер Паттерсон, – объявил Тони Рено, показывая руками воображаемый объем живота.
– На сей счет можете не беспокоиться, – ответил ментор. – Я всегда буду держать себя в разумных границах, как раз между худобой и тучностью.
– Мистер Паттерсон, вы знаете поговорку, дошедшую до нас от средневековых мудрецов?.. – не унимался Луи Клодьон.
И он начал цитировать первые строки дистиха Салернской школы
[250]:
– Sex horas dormire, sat est…
[251]
– Juveni senique
[252], – продолжил Хьюберт Перкинс.
– …Septem pigro
[253], – подхватил Роджер Хинсдейл.
– Nulli concedimus octo!
[254] – закончил Джон Говард.
Излишне говорить, что мистер Паттерсон был несказанно польщен, услышав латинскую цитату последовательно из уст всех лауреатов.
Однако сон окончательно сморил ментора, и он заявил:
– Оставайтесь, если вам нравится, на полуюте дышать вечерним воздухом… Но я… отправился бы… лучше бы… нет, я все же пойду лягу…
– Доброй ночи, мистер Паттерсон! – хором пожелали юноши.
Ментор спустился на палубу и отправился к себе в каюту. Вытянувшись на койке и приоткрыв иллюминатор, дабы обеспечить приток ночного воздуха, он заснул сном праведника, пробормотав перед этим:
– Rosam… letorum… angelum!
Еще час Луи Клодьон с друзьями провели на свежем воздухе. Они беседовали о путешествии на Антилы, вспоминали наиболее яркие эпизоды и мечтали о том, с какой радостью и интересом будут восприняты дома их рассказы об увиденном на архипелаге.
Точно так же, как Гарри Маркел приказал зажечь огонь на верхушке фок-мачты, капитан неизвестного судна зажег свой на носу.
Эта предосторожность принимается темными тропическими ночами, когда течения и противотечения могут вызвать столкновение судов. С полуюта можно было различить сигнальный фонарь соседнего судна, перемещавшийся на одном месте вверх-вниз под действием океанской зыби.
На этот раз Тони Рено дал себе обещание ни в коем случае не превысить sex horas, столь усиленно рекомендуемых Салернской школой. Еще не будет и пяти, когда он выйдет из каюты и поднимется на полуют. И если неизвестное судно будет еще на траверзе «Стремительного», можно будет сигналами выяснить его принадлежность.
Наконец часам к десяти все пассажиры уже спали, за исключением Уилла Мица, который прохаживался по палубе.
Тысяча мыслей теснилась в его голове. Он думал о Барбадосе… куда вернется теперь только года через три-четыре… о матушке, которую увидит так нескоро… о службе на «Элизе Уорден»… о новой должности… о плаваниях в неизведанные моря и страны…
Затем его мысли вернулись к «Стремительному», на котором он плыл к месту службы… к этим веселым юношам, что были ему так симпатичны… Особенно в душу ему запали Тони Рено и Магнус Андерс из-за их любви к морю и плаваниям.
