Автобус выкатился с Бусараса в половине первого. Я пытался успокоиться. Может, у водителя слабые почки. Может, ему придется останавливаться у каждого паба на пути и бросаться внутрь. В таком случае я от него ненамного отстану. Глянул проверить его лицо в зеркале заднего вида. Не тут-то было. Человек совершенно расслаблен и беззаботен.
Десять минут в пути, а со мной пока все в порядке. Безумие. Если вот так пристально следить за собой, я лопну еще до того, как мы выедем на Насс-роуд
[56]. Думаем о чем-нибудь другом. О чем угодно. Dominus vobiscum. Et cum spirit tu tuo
[57]. Я перебрал всю латынь, доступную мальчику-служке, какую смог припомнить. На этом продержался до Ньюбриджа
[58].
Ой нет. А вот и Курра. Сплошные кусты. Стараемся не смотреть на них. Поговорим-ка с соседом. «Здрасьте, меня зовут Пат, и мне не надо до ветру». Такие вещи не говорят. Интересно, как справляются все остальные в автобусе. Многие ли сидят и осмысляют школьную латынь?
Надо было ехать поездом. От Хьюстона
[59] до Корка я выдерживаю на всего одном заходе. Очень впечатляющий показатель. И это, между прочим, только если сижу в проходе. Если застреваю в глубине, то со мной беда еще до того, как поезд выберется за пределы графства Дублин.
В точности так же и с кино. Усадите меня в конец ряда — и я пересижу лучших. Усадите в середине — и я пропал еще до того, как всем расскажут, где в зале пожарные выходы.
Никогда не постигну, как продержался от Портлейиша до Роскре
[60]. Убийственно. Продуманно сочетал вязание ног узлом, вдохновенный самоконтроль и раздумья об «Итальянском для начинающих». Когда водитель объявил пятнадцатиминутную остановку, состоялся восхитительно сдержанный забег табуна. Никто не перешел на галоп, но автобус опустел еще до того, как водитель встал на ручник. Больше одного кофе пить не стал никто. До Листоуэла по-прежнему далече.
Пылкие прения по поводу тележки в проходе
Старуха в автобусе поставила свою тележку у всех на пути. Вклинила ее прямо посреди прохода. Затем устроилась на краю сиденья и вцепилась в нее. Автобус все еще стоял на конечной остановке. Вошел какой-то старик и уставился на тележку. Затем вперился в старуху. Очень громко заговорил с ней, протискиваясь мимо. «И как, черт бы драл, вы хотите, чтоб люди пролезали, когда тут эта штука посередине?!» «Ну, вы же пролезаете, верно?» — отозвалась она еще громче. Зря он ее тележку назвал «этой штукой», мне кажется. Подействовало так же, как на Клинта Иствуда, если бы кто-то пнул его мула в «Долларовой трилогии»
[61]. Теперь, чтобы заставить старуху убрать тележку, понадобится десять инспекторов, не меньше. Пока они говорили друг другу то-сё очень громкими голосами, молодая женщина встала и попыталась сдвинуть тележку с дороги. Ту, похоже, набили битком бетонными блоками или чем-то подобным. Ее не только не удалось сдвинуть с места, но и сама женщина попала под опасный перекрестный огонь. В автобус тем временем вошел еще один старик. Автобус тронулся. Старик вцепился в поручни и сердито уставился на тележку. А затем выдал очень озлобленное объявление: «Эта штука мешает мне пройти». Мне стало жаль старуху. Все на ней срываются и называют ее любимую тележку «этой штукой». Будь я старухой, я бы уже извинялся вовсю и умолял меня простить. Но старуха оказалась монументальной. Скрестила руки на груди и продолжила очень громко произносить всякую дерзкую всячину. Старик категорически решил не протискиваться и остался нависать, цепляясь за поручни. Автобус мотал старика туда-сюда. Еще двое-трое стариков полоскали друг дружку кто во что горазд. Как тут не задуматься, откуда вообще взялись эти вздорные пожилые граждане. Обычно же разговаривают о том, до чего мировецкий нынче день, слава те господи. А тут разоряются насчет тележки.
Один старик встал и собрался на выход. Встал и принялся пинать тележку. Клянусь. Глаза у него сверкали, и пинал он изо всех сил. Сам я не знал, куда взгляд спрятать. Старуха заорала: «Не смей пинать мою тележку, эта штука мне в тридцать фунтов обошлась». Общественное давление явно доконало ее, раз она сама теперь назвала свою тележку «этой штукой». Старик отвесил тележке прощальный пинок и сошел на ближайшей остановке. Слава Богу, их внуки не присутствовали.
Когда владение автомобилем не возвышает
Некоторые предпочитают ездить на работу в одиночестве. Подвозить не любят. Временами это явно непросто: нередко получается так, что у тебя возле дома пара автобусных остановок. Нужно проскочить мимо них так, чтобы не увидеть никого знакомого. Вот тогда, считай, пронесло. Некоторые водители применяют прием застывшей шеи и вперяют взгляд строго вперед. Они вообще-то знают, кого именно не видят. Проверили еще на подходе. «Ой-ёй, вон и наш дружочек. Если поймает меня, мне крышка». Проехав мимо автобусной очереди, поглядывают в зеркальце заднего вида. Боятся, если двое-трое людей станут показывать пальцами на его машину и костерить его на чем свет стоит. Когда тебя на таком ловят, частенько приходится менять маршрут.
Есть и такие водители, которые останавливаются, если их заметили. «Господи, чуть не проглядел ТЕБЯ, уже проскочил мимо очереди и вдруг понял, что это ТЫ». В следующий раз точно поедут другой дорогой. Но вот чего некоторые водители не понимают: очень часто здесь все наоборот. Кто-то в очереди замечает их издали и ныряет в газетку. «Ой-ёй, ты глянь, кто едет. Господи, умоляю, пусть он меня не заметит».
Когда предлагают подвезти, отказываться очень трудно. Еще труднее делается, когда водитель принимается сгребать горы газет и портфелей с переднего сиденья. «Запрыгивай. Я туда не еду, честно говоря, но высажу так близко, что, считай, там же». Если не соблюдать большую осторожность, можно очутиться в милях от нужного места. Запросто оказываешься невесть где, в раздумьях: «Как, черт бы драл, меня сюда занесло?»
