Наклонившись, он зачерпнул воды в ладони и плюхнул ее на себя, расплескивая половину на пол.
– Верно, – я задорно улыбнулась. – Запомни, Тор, – начала я, – Хельга – страшный враг.
Положив руки ему на спину, я принялась смывать кровь, отметив, что после лечения Рагны крови не осталось. Неужели эти двое из ларца еще и чужую кровь налили для достоверности?
– Что же в ней страшного? – отфыркиваясь от воды, спросил Тор.
– О, иногда талант сказать правильное слово в нужной ситуации бывает просто незаменим. К тому же она умеет слушать и слышать. Это тоже очень важно. Люди охотно верят в небылицы.
– Это уж точно.
– Тор, – позвала я.
– М-м-м? – отозвался он, плеская себе воду на грудь.
– Не делай так больше, – попросила.
Тор замер, а потом выпрямился и повернулся ко мне. Я проследила взглядом за каплями воды, стекающими по его груди, а затем подняла взгляд.
– Хорошо, – пообещал он со всей серьезностью.
Я вздохнула.
– Хорошо, – повторила эхом и потянулась за поцелуем, сразу же его получая.
Глава 14
Подстроенное самим Тором происшествие полностью развязало ему руки.
Асгрим начало лихорадить.
Опасаясь, что предатели запаникуют и решат, что стоит как-нибудь воспользоваться мною, Тор попросил лишний раз из спальни не выходить.
В общий зал и к женщинам я пока не ходила. Еду и все необходимое приносила мне Хельга, она же каждый раз рассказывала все, что ей удавалось узнать.
По словам девушки, Тор проводил полную зачистку в замке. То есть все, кто так или иначе вызывал у него хотя бы малейшее подозрение, тут же могли собирать вещи.
Ингрид выгнали из замка едва ли не первой, отправив за ней человека, который должен был проследить, куда и к кому именно пойдет женщина.
Уходящих оказалось довольно много, правда, девяносто процентов «выгнанных» были людьми Тора. То есть теми, с кем он был знаком почти с самого детства, успев пройти множество битв бок обок. Конечно, полностью он не верил даже им, но из всех именно эти люди внушали больше всего доверия.
У этих, особых уходящих, были различные задания. Кто-то должен был доставить вести до других ярлов. Кто-то – проследить за выгнанными людьми. А кто-то вообще направился на юг, чтобы разузнать, происходят ли в южных странах какие-нибудь шевеления или нет.
Пусть зима находилась в самом разгаре и покидать замок в это время было крайне опасно, но все воины понимали, что делать нечего. Если ждать весны, это может привести к печальным последствиям.
Во-первых, вполне может случиться, что стоит ярлам с воинами покинуть свои замки, как нас захватят войска южан. Тем даже делать ничего не придется. Просто подождать, пока большая часть воинов вольницы уйдет в походы, и напасть на ослабленные замки. Вернуться быстро ярлы все равно не смогут.
К тому же имелись воинственные северные народы, которые с удовольствием воспользуются любой растерянностью и несобранностью ярлов.
Все это может привести к тому, что воинов просто перебьют.
Во-вторых, никто не отменял вероятности того, что юг мог договориться с севером. Вольницу просто зажмут между собой два врага, полностью раздавив.
Что делать со всем этим? Либо планировать долгую оборону, попытавшись выстоять за стенами замков. Либо нападать первыми.
Со вторым вариантом тоже все непросто. Всё-таки разорваться на два фронта можно, но это будет губительно. Если напасть на юг, то кто защитит вольницу от севера?
В общем, ситуация складывалась малоприятная и, казалось, безвыходная.
Долго в спальне я, конечно, не просидела – отправилась в кабинет. Стражи у меня прибавилось, но я не роптала, понимая, что это временно.
Так как дел у меня резко поубавилось из-за ситуации в замке, то я решила, что стоит перетряхнуть все документы отца Хильдегарды и ее старые записи.
Начала я с уже поднадоевших писем, которые маячили у меня в сознании красной тряпкой, не давая забыть о себе ни на мгновение.
Разобрав по датам (на большей части писем она стояла), принялась читать так, как читала бы любая другая девушка. Закончив, поняла, что в письмах действительно на первый взгляд нет ничего странного. Просто любовные письма, приправленные тоннами комплиментов и мечтаний. Но это только на первый взгляд. А вот если вчитаться более вдумчиво, то вырисовывалась крайне занимательная картина.
Например:
«Тешу себя надеждой вновь увидеть вас, любовь моя. Во снах и наяву меня преследуют видения о том, как я припадаю к вашим алым устам, срывая с них сладчайший поцелуй. О, моя богиня, вы вскружили мне голову. Я опьянен любовью! Мы видимся столь редко, что я едва доживаю до следующей встречи. Хочу повиниться перед вами. Я столь явно мечтал о том дне, когда увижу вас своей женой, что невольно раскрыл себя перед отцом. К моему глубочайшему сожалению, мой отец из тех людей, которым важны титулы. Но я не такой! Не подумайте! Я люблю вас и уверен, этого не изменить никаким обстоятельствам. Но отец явно дал понять, что не позволит мне взять в жены простолюдинку. Да, я помню, что на вольнице вы, моя любовь, дочь уважаемого человека, но для моего отца этого мало. Есть ли выход из этой ситуации? Я не знаю, милая моя. Ах, если бы ваш отец присягнул нашему королю на верность, было бы прекрасно. Это решило бы наши с вами проблемы единым разом. Ведь король совершенно точно даровал бы такому славному воину, как ваш отец, титул. И тогда мы смогли бы пожениться. Я мечтаю о том миге…»
Если учесть, что и сама Хильдегарда была влюблена, то после подобных слов ей, должно быть, стало обидно, что из-за такой мелочи она не может быть с любимым человеком. Я даже могу примерно представить, что за мысли бродили в тот момент в ее голове. Уверена, она могла даже считать, что все специально сговорились, чтобы разлучить ее с любимым.
Чем дальше я читала, тем больше понимала, что в какой-то момент Хильдегарда то ли одумалась, то ли засомневалась. Тон в письмах стал меняться на более требовательный. Кардьяр почти открытым текстом говорил, что вольницу нужно присоединить к Хтории.
Между строк так и можно было прочесть что-то вроде: «Не могут правильно воспользоваться данными от природы богатствами». «Присвоили себе столько ценностей и просто сидят на них». «Торговля с севером». «Замки ярлов превратить в пограничные крепости». И все в таком духе.
Конечно, прямо Кардьяр не писал, но в каждом письме мягко убеждал Хильдегарду в своей правоте.
Сначала я не понимала, зачем ему Хильдегарда, но, перечитав письма в третий раз, кажется, догадалась. Похоже, Кардьяр на самом деле увлекся Хильдегардой. Тон его писем выдавал скрытую страсть, нежность и желание обладать. Но, видимо, со временем первая любовь поутихла и парень действовал уже по принципу: а вдруг? В последних же письмах отчетливо прослеживалось полное охлаждение и даже пренебрежение.
