Трошин задумчиво спустился по ступенькам, чувствуя, как с каждым шагом все глубже погружается в пучину неуверенности. Сто тысяч для людей, которые привыкли ни в чем себе не отказывать, пусть даже в местном, одинском, понимании этого выражения, это не деньги. Прожить на них кое-как, конечно, можно, но жизнь эта вряд ли будет наполнена радостью. А ведь крузаку уже три года, приличные люди в таком возрасте машины меняют. Николай оглянулся на здание банка, взгляд его остановился на вывеске с непонятным логотипом, напоминающим поделку незадачливого школьника, который начал вырезать из зеленого кружка фигурные линии да и бросил, не добравшись и до половины. Теперь о смене машины можно точно забыть, года на три минимум, пока не запустится новый мотель, да и то неизвестно, через какое время он заработает на полную мощность. Конечно, есть надежда, что старый бизнес на новый лад начнет качать деньги с первого дня работы, конкурентов ведь у него, скорее всего, не будет. А ну как, если что-нибудь не срастется? Дальнобойщики — люди со своими заскоками, иногда невозможно понять, почему одна стоянка битком забита фурами, а совсем рядом есть точно такая же, и вроде ничуть не хуже, вот только народу там отродясь не было.
Ладно, как-нибудь разберемся, в конце концов, он свое дело знает. Но годика на три-четыре поясок затянуть точно придется. Подойдя к машине, Трошин нажал кнопку на брелоке, и «лендкрузер» дружелюбно подмигнул ему в ответ. На душе сразу стало спокойнее. Ничего, потихоньку выкрутимся. Вот как только все объяснить Маринке?
* * *
По дорожке, проложенной на высоком, оканчивающемся крутым обрывом берегу реки, шли двое. Со стороны, особенно издалека, могло показаться, что эти двое ведут негромкую, вполне себе дружественную беседу. На самом деле это было не так. Яростью кипели оба. Один был уверен, что возникшие у другого проблемы никак его самого касаться не должны, второго возмущал сам факт того, что первый осмеливается ему возражать.
— Кирюша, я не пойму, ты что себе возомнил? — Сергиевич оглянулся, чтобы убедиться, что оба его охранника следуют за ними на значительном удалении. — Ты что, милый, себя великим бизнесменом почувствовал?
— Нет, Иван Юрьевич, — Кирюша, полный краснолицый мужчина с дрожащим от возмущения голосом, неприязненно взглянул на губернатора, — я такой, вполне себе заурядный предприниматель. А посему, как у человека заурядного, у меня нет возможности выдернуть из сметы такое количество денег. Два миллиарда! Вы себе вообще представляете, о чем речь? Вы же общий бюджет работ видели. Я ведь не космодром строить собираюсь.
— Кирюша, ты скажи спасибо, что ты вообще хоть что-то строить будешь, — прошипел в ответ Сергиевич, — смотри, ведь все еще и переиграться может.
— А пожалуйста, переигрывайте, — не желал уступать краснолицый, — воля ваша, Иван Юрьевич, переигрывайте. Я что, за эту стройку берусь от того, что мне заняться больше нечем? Вы предложили вариант, появилась возможность заработать. Я все посчитал, да, вроде как должно получиться. И то, — толстяк остановился и цепко ухватил Сергиевича за рукав, не обращая внимания, что у губернатора, возмущенного такой наглостью, нервно задергалась щека, — даже по первому раскладу выходило, что вы большую часть денег себе забираете, мне, дай бог, если половина оставалась.
— Да ладно сказки рассказывать. — Выдернув локоть, Иван Юрьевич зашагал дальше. — Что я тебя, первый день знаю? Ты же у нас мастер экономить. Тут зарплатку малость урежешь, там бетончик чуть-чуть поменьше зальешь, так по капельке и соберешь себе на бутерброд.
— Я соберу, — подтвердил собеседник, — только если наш первоначальный уговор останется в силе, а иначе мне смысла нет за эту работу браться. Хорошо получается, вы с москвичами не смогли вопрос решить, а я теперь должен задарма вкалывать. Вам деньги, москвичам деньги, а мне что? Три года угробить для чего — чтобы грамоту от вас получить? Или вы мне медальку выхлопочете?
— Нет больше никакого уговора, Кольцов, — повысил голос Сергиевич, — забудь! А не возьмешься за это дело, так больше ни одного подряда в области не получишь, это я тебе обещаю. И уж поверь мне, Кирюша, я свое обещание выполню.
Глаза толстяка налились кровью. На мгновение в выражении его лица промелькнуло что-то такое, что стоявший спиной к обрыву Сергиевич вдруг почувствовал себя неуютно. Но через мгновение нездоровый блеск в глазах Кирюши потух, и он, опустив голову, произнес:
— Полтора. Это максимум. Если вас, Иван Юрьевич, не устраивает, делайте что хотите. Ищите другого, мне гайки закручивайте, пожалуйста. А я не возьмусь.
— Ладно, Кольцов, — Сергиевич понимал, что выжал из своего делового партнера максимум возможного, — пусть будет по-твоему. А что по срокам?
— По срокам, как и договаривались, — пожал плечами Кирюша. — Вам с Москвой надо этот вопрос проговорить. Как они хотят, деньги вперед мы дать не сможем. Поступит транш на этот год, так сразу и выдернем, но это только через пару месяцев будет.
— Ладно, буду договариваться, — вздохнул Сергиевич, — да уж, в такую упряжку мы с тобой влезли, не выскочишь.
— Ничего, прорвемся. — К собеседнику губернатора вернулось обычное хладнокровие.
— И не забудь, ничего не меняется, деньги нужны наличкой, — напомнил Иван Юрьевич.
— Да помню я, — отмахнулся Кольцов, — канал по обналичке у меня есть, с этим проблем не будет.
— Так я надеюсь, проблем больше вообще ни с чем не будет, — попытался завершить разговор на мажорной ноте Сергиевич.
— А я-то как на это надеюсь, — в тон ему отозвался Кирюша.
* * *
Маринка возникла в жизни Николая меньше года назад, и произошло это совершенно неожиданно. После того как его интрижка с черноглазой улыбчивой Танюшкой внезапно оборвалась, Трошин зарекся иметь отношения на стороне. Здраво рассудив, что от добра добра не ищут, он перечислил себе все плюсы спокойной семейной жизни и сделал неожиданное открытие. Этих плюсов набралось совсем не маленькое количество, и рисковать ими всеми лишь ради того, чтобы потешить самолюбие и доказать самому себе, что он еще способен зажигать огоньки в глазах молодых девчонок, было, несомненно, глупо. Да и, в конце концов, даже если отбросить в сторону все логические рассуждения, ведь он на самом деле любит Ленку, хотя и не так часто об этом говорит, как ей, наверное, хотелось бы. Но разве любовь — это только слова? Да и вообще, разве слова что-то значат? Особенно после того, как вместе прожит не один год.
Придя к столь немудреному умозаключению, Трошин с удивлением обнаружил, что его семейная жизнь не так уж и плоха, как казалось ему годом раньше, и даже начал посмеиваться над приятелями, которые никак не могли понять, что для того, чтобы не тянуло пойти на сторону, всего лишь надо на эту самую сторону меньше засматриваться. Так продолжалось достаточно долго, до тех пор, пока однажды совершенно случайно он не познакомился с Маринкой.
День начался абсолютно обыденно и должен был так же обыденно закончиться, без каких бы то ни было чрезмерных отклонений в лучшую или худшую сторону. Закончив с делами чуть раньше обычного, Николай заехал в супермаркет. Заполнив тележку привычным набором продуктов, Трошин, к своему неудовольствию, обнаружил, что в магазине открыты только две кассы из пяти и к каждой из них стоит очередь из четырех-пяти человек. Выбрав ту, в которой тележки показались ему менее загруженными, Николай встал за спиной невысокой, худощавой девушки, которая, несмотря на позднюю осень, была одета в тонкую, обтягивающую ее изящную фигуру кожаную куртку рыжеватого оттенка и светло-голубые, еще более облегающие джинсы. Вид сзади дополняли рассыпавшиеся по плечам немного вьющиеся, длинные темные волосы, в черноте которых ярко выделялись несколько прядей насыщенного красного цвета. Даже не видя лица девушки, Трошин отнес ее к категории симпатичных, но фантазировать на тему возможного знакомства не стал, поскольку был чересчур погружен в размышления, не стоит ли ему добежать до примыкающего к кассам алкогольного отдела и прихватить пару бутылочек «Миллера» к ужину. В конце концов решив, что особого повода для выпивки нет, а стрелка весов и так по какой-то непонятной причине показывает на два килограмма больше, чем было год назад, Николай вновь уставился на черно-красный затылок стоящей перед ним девицы. Тем временем очередь успешно продвинулась, и девушка начала выкладывать покупки на транспортерную ленту, позволив наконец рассмотреть ее в профиль. Получив возможность получше разглядеть свою соседку по очереди, Николай тут же из категории симпатичных перевел ее в красотки. Для этого, безусловно, были все основания. Тонкие черты лица, небольшой изящный носик, полные, но явно не подвергавшиеся стороннему вмешательству губы, глаза… На самом деле глаз он мог видеть только один, левый, но и этого было вполне достаточно. Представителей дальневосточных народов частенько пренебрежительно именуют узкоглазыми. Глядя на склонившуюся над своей тележкой девушку, Трошин мог с уверенностью заявить, что кто-то из родителей красавицы был китайцем или, быть может, корейцем, но вот назвать ее узкоглазой он бы никогда не осмелился. Прочитанное в одной из книг выражение «глаза лани» всегда казалось ему верхом идиотизма, но почему-то именно оно сейчас безостановочно крутилось в сознании.
