— Разве? — удивился Лунин. — Странно, вроде и года такого нет, гуся. Петух есть, а гуся точно нет. Ладно, ну их, зверей этих, а то мы сейчас в гороскопах заплутаем с вами. Вы мне лучше скажите, у Толи с Дашей насколько серьезно все было? К свадьбе шло дело? Только, если можно, поподробней мне все рассказывайте.
— Поподробнее, — усмехнулась Татьяна Васильевна, — если б я сама знала, чего подробнее. Толик, он ведь с малых годов неболтливый был, а как вырос, так и вовсе слова с него не вытянешь. Другие хоть когда выпьют языком чешут, а этот гитару в руки и давай песни горланить. Поет он хорошо, конечно, ничего тут не скажешь, а вот чтобы поговорить, это точно не о нем. Как петь устанет, так у него словно компас какой в голове включается, или магнит, не знаю, как сказать лучше, и вот он по этому компасу строго в сторону своей кровати идет. Ни разу не было, чтобы где-то упал или до дома не дошел. А они ведь с парнями иной раз, скажу тебе, помногу за воротник лили. Но всегда придет, разуется, ботинки свои аккуратно поставит. Одежду-то у него снять, конечно, сил уже не оставалось, так и спал нераздетый, но разувался всегда, это обязательное дело. Разуется, на кровать ляжет и спит потом до самого утра, не просыпаясь. А утром непременно сперва рассольчику от капусты выпьет и только потом умываться идет.
— Получается, трезвый молчал, выпимши пел, — подытожил Лунин. — Как он у вас жениться-то ухитрялся все время с такими способностями?
— Так ведь пел хорошо. — Тетка ласково посмотрела на Илью и предложила: — Может, еще картошечки?
— Боюсь, лопну. — Лунин машинально положил руку на округлившийся живот. — Поет, говорите, хорошо?
— Хорошо не то слово, — заулыбалась Татьяна Васильевна, — он, как гитару в руки берет, вокруг сразу тихо становится. Он еще не заиграл, а все уже слушают. И ведь что делал, представляешь, каждый раз какую-нибудь новую песню пел, а то и несколько. Когда он их только разучивать успевал, сама диву даюсь. А что ты про женитьбы его говоришь, так ведь их и не так много было, женитьб этих. Первый раз он по молодости сглупил, сразу после армии дело было. Так они с Оксанкой и года вместе не прожили, разбежались, слава богу, детей наделать не успели. После того он года три все выбирал, осторожничал. Вроде и девки неплохие были, а все что-то сомневался. В итоге так и вышло.
— Как именно? — не понял Илья.
— А когда слишком долго выбираешь, непременно самое худшее из всего и выберешь. Нашел он девицу одну, в Одинске в городской администрации работала, по культурной части. Что-то организовывала все время. То у них дети перед ветеранами вприсядку пляшут, то ветераны детям песни поют. Как май начинается, так вообще беда. Мне картошку сажать надо, а она Толика в город тянет, они, видишь ли, транспаранты к демонстрации доделать не успели. Что-то осенью их транспаранты никому не нужны, а за картошкой все время приезжали. Они же у нее, в городской квартире, жили, — Татьяна Васильевна осуждающе покачала головой, — и все она Толю склонить пыталась, чтобы он на этих ее концертах, будь они неладны, тоже выступать начал. Как-то раз перед праздником-то Победы насела на него прямо здесь, мол, спой да спой. Он уж и так отпирался, и эдак. Что я, говорит, тебе Лещенко петь буду? А она ему: зачем, мол, Лещенко, спой из Высоцкого что-нибудь, у него о войне много песен. Знала, что Толик Высоцкого любит петь. Ну так и уломала в конце концов. А что Толик трезвый и не пел никогда, про это она думать не хотела, королевишна наша.
Тетка хотела было в сердцах сплюнуть, но сдержалась и вместо этого ожесточенно ткнула в огурец вилкой.
— Уж чего там было на этом концерте, я точно не знаю, из наших там никого не было, только Толик в тот вечер ночевать сюда пришел. Как он из города добирался, до сих пор понять не могу. Я же калитку на ночь на задвижку закрываю. Уже закрыла, ложиться собираюсь, тут звонок слышу. На улицу вышла, открыла, а там Толик стоит, покачивается, хорошо, гитара с собой, он, чтоб не упасть, за нее держится. Меня, значит, в сторонку отодвинул, молча в дом прошел.
— Разулся, — усмехнулся Илья.
— Разулся, как же без этого, — согласилась тетка, — в свою комнату поднялся и сразу уснул.
Несколько мгновений Татьяна Васильевна сидела, погруженная в воспоминания, подперев щеку ладонью и мечтательно закатив глаза. Казалось, что о присутствии сидящего напротив нее Ильи она забыла вовсе.
— А через неделю они заявление на развод подали.
Очнувшись, тетка тут же вскочила на ноги и принялась торопливо убирать грязные тарелки со стола.
— Ты чай будешь? Или, если хочешь, простокваша есть.
— Лучше чай, — отозвался Лунин, уже теряя надежду дождаться, когда же рассказ углубившейся в воспоминания тетки вернется к событиям более недавнего времени.
— И с того времени, а это, считай, пять лет прошло, он в бобылях ходил, — включив газ, Татьяна Васильевна поставила на плиту пузатый, со свистком, чайник, — ну, может, кто и был у него иногда, но ничего серьезного. И так, чтобы он по девкам бегал, этого я тоже не скажу. Так и ты мне скажи тогда, — обернулась она к Илье, — ежели человек два раза развелся, он что, от этого какой-то непутевый становится или от него надо держаться подальше?
— Я ведь и не говорил ничего такого, — Илье стало неуютно под пристальным, будто обвиняющим в чем-то теткиным взглядом, — я и сам вот развелся, недавно совсем.
— Ну и дурак, — заключила тетка, — только я жену твою не видала, не могу сказать, когда больше дурак был. Когда жениться надумал или когда разводился.
Лунин тихо вздохнул. Сам он больше склонялся к первому варианту, но тетке говорить об этом не стал. Ему было обидно за дурака и за то, что Толика, пережившего уже два развода, тетка подобным уничижительным образом не называла.
— Так вот я и говорю, — как ни в чем не бывало продолжила Татьяна Васильевна, — ну ошибся мальчик, два раза ошибся, и что такого. Разве теперь на нем клеймо надо ставить? Да еще уголовником его называть?
— Так, а он что, сидел?
О том, что у брата имеется судимость, Лунин уже знал, об этом ему еще днем рассказала Шестакова, но послушать теткину версию произошедших несколько лет назад событий представлялось интересным.
— Да что он там сидел, — махнула рукой Татьяна Васильевна и тут же обернулась, услышав свист закипающего чайника. — Два месяца подержали его взаперти, потом выпустили. Как по мне, так вообще и этого много было. Ну ты представь сам, когда человек тебе денег должен, и приходит такая наглая морда, да еще выпимши, и начинает над тобой же куражиться, что еще подумает, отдавать тебе деньги али повременить. Мол, вы торгаши, у вас денег и так куры не клюют, потерпите. Конечно, Толик не утерпел.
История, рассказанная теткой, не сильно отличалась от того, что уже знал Лунин. Его двоюродный брат вместе с теткой владел несколькими небольшими продуктовыми магазинчиками, разбросанными по окрестным селам. На самом деле первые магазины открывала Татьяна Васильевна одна, еще в середине девяностых годов. Благополучно пережив смутные времена, ей удалось не только сохранить свой не очень большой, но зато дающий относительно стабильный доход бизнес, но и постепенно увеличить число принадлежащих ей торговых точек. К тому времени, когда Толик вернулся из армии и стал настоящим помощником, магазинов, каждый из которых назывался одинаково незамысловато — «Малиновка», было уже четыре, потом их число выросло до семи и не менялось уже на протяжении многих лет.
