Илья пожал плечами, не до конца уловив, кто из них двоих вчера, по мнению Головкова, выступил в роли лошади.
— Так что, — подполковник поднял бокал, — предлагаю вчерашнее знакомство обнулить и все оформить чин чинарем, как офицерам и полагается.
— Обнулить, значит? — уточнил Илья, беря в руку полный почти до самого края бокал.
— Ну да, — ухмыльнулся Михаил Эдуардович. — А что такое, слово непонятное?
— Нет, со словом как раз все ясно.
Звона бокалов было не слышно из-за гремевшей на полную мощь музыки. Ресторанный ансамбль, отыграв положенный ему отрезок времени, удалился на перерыв, а зал наполнился ритмами танцевальных хитов прошлого столетия.
— Ну что ты, как неродной? — залпом опустошивший свой бокал Головков недоуменно глядел на Илью. — За знакомство ведь пьем, не абы как.
— Я думал, за обнуление, — хмыкнул Лунин и нехотя допил остатки коньяка. Не расслышавший его слов Михаил Эдуардович одобрительно кивнул.
— Молодцом! Вот это я понимаю, вот это по-нашему. Ну что, пойдем на танцпол? А то там девчонки без нас скучают.
И Лунин пошел. Вначале он лихо отплясывал под гремевшие из многочисленных динамиков Modern talking и «Ласковый май», затем, когда на эстраду вновь вышли музыканты, танцевал с внезапно нашедшейся Ольгой Дмитриевной, Яной Георгиевной, еще какими-то женщинами, одна из которых чрезмерно к нему прижималась и горячо шептала на ухо:
— А он смотрит? Посмотрите!
— Смотрит он, смотрит, — раз за разом отвечал Илья, которого одновременно возбуждали прикосновения горячей, упругой груди партнерши и смущали мрачные, долгие взгляды стоящего у колонны мужчины, имени которого Лунин так и не выяснил, но узнал, что тот служит командиром местного отряда немедленного реагирования, и это обстоятельство тоже его немного нервировало.
Последнее, что помнил Лунин, как, выпив для храбрости еще немного, граммов пятьдесят, коньяка, он пригласил на танец Шестакову. Возможно, за вечер аромат ее духов выветрился, а быть может, обонятельные рецепторы Ильи, под воздействием избытка алкоголя на время утратили свои функции, но того нежного, едва уловимого, но чертовски приятного запаха, который так понравился ему при первом танце, Илья не почувствовал. Чтобы окончательно убедиться в этом обстоятельстве, он, склонив голову, ткнулся носом в шею Ирины и глубоко втянул в себя воздух, закрыв при этом глаза, чтобы ничто не отвлекало его внимание.
— Илья, — прошептала ему на ухо Шестакова, — что вы делаете? На нас же смотрят.
— Смотрят? А зачем они смотрят? — удивился Лунин, сильнее прижимая к себе мягкое теплое тело, такое близкое и такое манящее. — Пусть отвернутся. Тоже мне нашли экспонат.
Потом в голове у него все смешалось. В сознании остались чьи-то веселые крики: «Надо бы освежиться!» и «Лучше на воздух!», покачивание салона автомобиля, бьющий в лицо на полном ходу воздух, голос Цоя, не желающего остаться в этой траве, и его собственный, лунинский рев: «Пожелай мне удачи в бою! Пожелай мне-е-е удачи!» Рядом кто-то смеялся, пытался подпевать, но кто именно, понять было невозможно.
Затем щелкнул, открываясь, дверной замок, изумленно тявкнула Рокси, и на этом долгий, насыщенный вечер для Лунина кончился.
Глава 19,
в которой губернатор нервничает, Рассказов злорадствует, а Трошин грустит
Со времени визита в следственный комитет прошло уже три дня, но Иван Юрьевич все еще не мог окончательно смириться с масштабом понесенной им утраты. Позволить каким-то наглецам отобрать у себя такую гигантскую сумму денег, да потом еще самому явиться с повинной в следственный комитет. Подобного развития событий Сергиевич не смог бы представить в самом страшном сне, но все произошедшее с ним, увы, было мрачной, непоправимой реальностью.
— Суки, — привычно выдохнул ушедший на больничный губернатор и опрокинул в рот очередную порцию виски.
Сидящий напротив него Кольцов тихо вздохнул, радуясь тому, что гнев Сергиевича наконец начал сменяться тихой апатией.
— Что ты, Кирюша, вздыхаешь? — Иван Юрьевич уставился на предателя, а именно так он теперь большую часть времени именовал своего делового партнера. — Сдал меня и сидит теперь, вздыхает. Ты лучше думай, как нам эти деньги вернуть.
— Так а как их вернуть? — вновь, уже чуть громче вздохнул Кирилл Алексеевич. — Думаете, этих людей получится найти? Мы ведь даже не можем никуда обратиться, чтобы их искать начали.
— Обратились уже, — буркнул губернатор. — Хватит того, что Хованский в курсе всех наших дел. А Хованский, я тебе скажу, мужик ушлый. Он, конечно, правильного из себя строить не будет, в Москву доносы строчить не побежит. Но теперь, Кирюша, я у него на таком крючке, — не договорив, Сергиевич плеснул себе еще виски, немного подумал и налил Кольцову. — На, выпей малость, а то что я все один да один. Как алкоголик какой-то.
— Ваше здоровье, — пробормотал Кирилл Алексеевич, поспешно беря в руки бокал.
— Что мне теперь здоровье? По нему проценты не начисляются, — скривился Сергиевич. — Не найдем денег, так и здоровье не понадобится.
Кольцов промолчал. Спорить с губернатором было боязно. В то же время Кирилл Алексеевич был уверен — вернуть деньги не получится. Хотя, на самом деле, это обстоятельство его не так уж сильно расстраивало. Все равно полтора миллиарда предназначались отнюдь не ему, а грустить о потерях Сергиевича, а уж тем более неизвестных ему высокопоставленных чиновников из столицы, он вовсе не собирался. Свою долю он так и так получит. Тендер у «Среднегорскдорстроя» отбирать, похоже, никто не собирался, если губернатор попробует выжать из него еще какую-то сумму, то он вполне убедительно сможет ему растолковать, что у всего есть разумные пределы и они давно уже пройдены.
— Чего молчишь, стукач? — рявкнул Сергиевич. — Ты понимаешь, что деньги надо изыскивать? Не искать, тех мы уже не найдем, а именно изыскивать.
— Да где же их изыщешь, Иван Юрьевич? — как можно более искренне изумился Кольцов. — Мы еще ничего строить не начали, а уже из тендера все, что можно было, выгребли. Мы с вами, если оттуда еще хотя бы несколько миллионов возьмем, то уже на само строительство денег не хватит.
— Неужели? — Губернатор с мрачным прищуром взглянул на Кирилла Алексеевича. — Нет тебе больше веры, Кирюша. Сделаем так: я в твою контору пришлю на днях человечка своего, бухгалтера. Милая такая тетечка лет сорока. Она будет у тебя в бухгалтерии сидеть, выделишь место ей, только нормальное, не в чулане, — погрозил пальцем Сергиевич. Будет она сидеть тихонько, денежные потоки контролировать. Ежели все, как ты говоришь, и никакой прибыли с тендера не останется, ну что же, значит, так оно и есть. Ну а если, дружок, что-то вдруг нарисуется, то ты уж тогда не обессудь, я эти деньги у тебя изыму.
Кольцов угрюмо промолчал. Сергиевич взглянул на расстроенное лицо своего собеседника и не смог сдержать усмешку.
