— Вы в это верите? — Илья отложил протокол в сторону.
— У меня нет оснований не доверять показаниям подозреваемого.
— Нет, — согласился Лунин, — но я ведь задал другой вопрос. Вы сами в это верите?
— Разве это имеет какое-то значение?
— Не знаю, — Илья неуверенно пожал плечами, — мне кажется, все имеет какое-то значение.
— В любом случае здесь уже ничего изменить невозможно.
— Наверное, вы правы, — вновь согласился Лунин и вдруг, протянув вперед руку, коснулся пальцами запястья Ирины. — У меня к вам просьба. Всего одна просьба. Пообещайте, что выполните ее.
— И что вы попросите? Организовать вашему брату побег? — Шестакова грустно усмехнулась, не предпринимая попыток освободить руку из-под тяжелой лунинской ладони.
— Нет, — Илья медленно покачал головой, — я хочу, чтобы вы допросили Головкова.
— Да что это такое! — Ирина возмущенно отдернула руку. — У вас прямо мания какая-то! К вашему сведению, я узнавала. Ни Михаил Эдуардович, ни его опера к вашему брату в СИЗО не наведывались.
— Не в этом дело. Если Анатолий дал такие показания, что он выходил на улицу, вы в любом случае обязаны будете допросить Головкова, как соседа, и выяснить у него, видел ли он или слышал, как выходил Лунин. Или как возвращался. А заодно задайте ему вопрос, выходил ли он сам в это время.
— Да с чего вы взяли, что он должен был куда-то выходить?
— А с того, что у него очень тугой засов на калитке. Похоже, Головков изо дня в день пользуется только автоматическими воротами, и засов на калитке капитально проржавел. Когда его открываешь, раздается сильный грохот. Я сам его слышал, когда Головков выходил, чтобы со мной познакомиться.
— Вот прям грохот, — усмехнулась Ирина.
— Хорошо, не грохот, — кивнул Илья, — очень громкий щелчок. Засов выскакивает из проушины и с силой ударяется об ограничитель. Ночью, когда на улице тихо, этот звук слышно очень хорошо. Я вчера был в Ясачном, разговаривал с женщиной, которая в вечер убийства тоже ходила за молоком. Она живет на той же улице, что и Лунины, только на несколько домов дальше. Так вот они возвращались вместе с Татьяной Васильевной, а затем, когда женщина пошла дальше уже одна, она услышала сперва скрежет, а затем странный звук, словно молотком ударили по железной трубе. После этого она обернулась, но никого не заметила и дальше уже шла до дома не оборачиваясь.
— Почему тогда нам ничего про этот стук не сказала мать Лунина?
— Да потому, что ей от своей калитки до дома надо сделать всего десять шагов. Она уже была в доме и никакого шума слышать не могла. К тому же здесь мы имеем показания незаинтересованного свидетеля, а не матери подозреваемого. Выражаясь вашим языком, у вас нет оснований этим показаниям не доверять.
— Каким показаниям, Илья, — простонала Шестакова, — ну какие здесь показания? Что-то где-то стукнуло. Вы уверены, что это был тот самый звук? Нет. Это могло быть что угодно. В деревне, да еще летом все время кто-то что-то заколачивает. Или просто лупит молотком по трубе, чего спьяну не наворотишь.
— Мы могли бы провести следственный эксперимент, — предложил Лунин. — Поставим эту женщину там, где она находилась в тот вечер, и откроем калитку на участке Головкова. Чтобы засов отодвинуть, его надо покрутить из стороны в сторону, раздается такой противный и очень громкий скрежет. Представляете, когда металл трется о металл.
— Я никаких следственных экспериментов проводить не буду. Головкова я допрошу, но, если он скажет, что ничего не видел и со двора в тот вечер не выходил…
— Это будет означать, что он вас обманывает, — уверенно заявил Илья.
— Это значит, — отмахнулась от него Шестакова, — что вы не убийство раскрыть пытаетесь, а доказать, что ваш брат невиновен.
— Вы не правы, — вздохнул Лунин, уставившись себе под ноги.
Некоторое время оба сидели молча, чувствуя, что каждое новое сказанное слово может только увеличить стремительно растущую между ними стену взаимного непонимания.
— Но Головкова вы все же допросите? — уточнил наконец Илья, отрываясь от созерцания носков своих туфель. — Вы ведь мне обещали.
— Да, Головкова я допрошу, — холодно отозвалась Ирина.
— Ну и хорошо, — к ее удивлению, обрадовался Лунин. — Я не обратил внимания, в вашей машине задние стекла тонированные?
— Тонированные. А что? — удивленно переспросила Ирина.
— Замечательно, — еще больше обрадовался Илья. — Надеюсь, у вас сегодня на вечер ничего не запланировано. Я хочу пригласить вас в романтическое путешествие. Только поедем на вашей машине.
— На бензине экономите? — рассмеялась Шестакова.
Застенчиво улыбнувшись, Илья не ответил.
* * *
Около восьми вечера желтый «ситроен» Шестаковой въехал в Старое Ясачное и вскоре остановился напротив дома подполковника Головкова. Заглушив двигатель, Ирина обернулась.
— Вот что я скажу? Зачем я на ночь глядя к нему приперлась?
— Скажете, что опрашивали население, — сидящему сзади Лунину было тесно, и его колени упирались в спинку переднего кресла, — устали, решили попить чайку.
— Надеюсь, что только чаем дело и ограничится, — вздохнула решившая сесть на диету после празднования своего дня рождения Шестакова.
— Вы думаете, что Головков может начать к вам приставать? — нахмурился неправильно истолковавший ее слова Илья.
— Знаете, пока вы этого не сказали, как-то не думала, — вспыхнула Ирина.
— А теперь начали?
— А теперь я думаю, что вы идиот. Да и я, раз на все это согласилась, не сильно от вас отличаюсь.
— Два сапога — пара, и оба левые, — пробормотал Илья вдруг пришедшую на ум поговорку.
— Именно! — согласилась Шестакова и тут же напомнила: — Сидите только тихо, не высовывайтесь. Если Головков вас заметит, скандала не оберемся.
Выйдя из машины и подойдя к кирпичному забору, она дважды нажала на кнопку звонка. Спустя минуту надавила еще раз и долго, секунд десять, не отпускала. Нервно обернувшись на скрытого за тонированными стеклами Лунина, Ирина достала из сумочки телефон и набрала номер Головкова.
— Мое почтение, Ирина Владимировна, — откликнулся тот почти мгновенно. — Чем могу быть полезен?
— Могли бы, к примеру, чаем меня напоить, — предложила Шестакова, — если вы дома, конечно.
— Конечно, — казалось, Михаил Эдуардович совсем не удивился ее незваному визиту, — конечно, я дома. Сейчас подойду открою.
Через минуту за забором послышался какой-то неясный шум, где-то хлопнула дверь, а затем, к удивлению Ирины, уже положившей руку на калитку, негромко загудел электропривод и створка ворот начала медленно отползать в сторону.
