Окаменевшее лицо Татьяны Васильевны вновь вернулось к человеческому обличью. Тетка тяжело перевела дух и потянулась к кружке с водой.
— Видишь, наизусть выучила, — объяснила она Лунину, возвращая пустую кружку на стол, — Ленка дала бумажку почитать, пока Витька в бане парился. Там еще много чего написано, но уж больно непонятно, как будто нерусский какой писал.
— Заключение экспертизы, — кивнул Илья, — они всегда так пишут, чтобы умнее казаться. Странно только, что оно у вашего Витьки оказалось. Он же полицейский, оперативник, я так понимаю, а такие документы, как правило, у следователя хранятся. Хотя, конечно, могли сделать копию.
Тетка еле заметно пожала плечами, давая понять, что данные процессуальные тонкости находятся за пределами ее понимания.
— Ладно, со временем разобрались. Теперь с самим убийством, что там вообще было, вы знаете?
Татьяна Васильевна испуганно вздрогнула и уставилась на Илью вновь начинающими блестеть от слез глазами.
— Да откуда ж мне знать, Илюшенька, что там быть могло? Я ведь и на следующий день, как ее, бедную, нашли, побежала туда, так ведь пройти нельзя было. Все огородили, ленту натянули, как на стройке. Я так ее и не увидела, Дашку-то. А Толик уже позже приехал, когда увезли ее. Пришел на то место, где она лежала, упал на колени и так стоял, не шевелился целый час, наверное. Так его оттуда ваши и забрали.
Татьяна Васильевна всхлипнула и закрыла лицо руками. Илье было хорошо видно, как неровно бьется на шее у тетки набухшая синяя прожилка, как вздрагивают ее сухие, с выпирающими ключицами, плечи. Лунин чувствовал, что должен что-то сказать, как-то утешить плачущую женщину, но привычный набор слов, с которым ему не раз доводилось обращаться к рыдающим у него в кабинете родственникам потерпевших или подозреваемых, сейчас казался бессмысленным набором звуков, издавать которые было, по меньшей мере, неприлично. Выбравшись из-за стола, Илья, уже который раз за день, наполнил кружку водой и протянул тетке.
— Не могу больше… не лезет, — отрицательно мотнула головой та. — Прости. Сейчас я успокоюсь. Каждый раз, как представлю, что Дашеньки нет больше, так слезы сами из глаз льются.
Дверь кабинета негромко скрипнула.
— А вот и котлетки!
Улыбающееся лицо Светочки замерло в образовавшемся проеме, затем ее глаза удивленно увеличились, а улыбка начала медленно опадать. Илья сделал плавное движение ладонью в сторону, давая понять Светочке, что обедать ей придется сегодня без него. Дверь еще раз скрипнула, закрываясь.
— Там в этом заключении, в экспертизе, много всего написано было, — наконец смогла продолжить Татьяна Васильевна, — все-то я наизусть выучить не смогла, да и не поняла половину. Вроде как и про удар твердым тупым предметом было, такие-то слова я легко запомнила, их во всех фильмах говорят, и что-то про проникающее ранение головы. В общем, я только запуталась, пока читала. Хорошо, Ленка уже у сына все выспросить успела, так она по-простому мне объяснила. Вроде как Дашу один раз чем-то тяжелым по лицу ударили. Это с одной стороны, а с другой ударили еще раз палкой с гвоздем. Гвоздь этот и вошел ей прямо в голову, в висок угодил.
Татьяна Васильевна застыла, борясь с очередным подступившим к горлу спазмом, затем схватила со стола кружку с водой и жадно прижала ее к губам. Тонкая струйка воды потянулась к подбородку, и тетка, виновато улыбнувшись, вытерла ее рукавом.
— Палку эту там же рядом и нашли, — добавила тетка, — поблизости в траве валялась.
— Понятненько. — Лунин глубокомысленно вздохнул, собираясь с силами, перед тем как перейти к основному вопросу: — А с чего вдруг решили, что Анатолий к этому делу отношение имеет? Его что, кто-то видел?
— Не видел его никто! — громко, надрывно выкрикнула Татьяна Васильевна. — Кто ж его видеть мог, если он дома был все время?
— Тогда в чем причина, тетя Тань? — как можно мягче спросил Лунин, не отводя глаз от бешено пляшущей на теткиной шее сонной артерии. — Какая-то причина все равно должна быть.
— Часы, — прошептала тетка, уставившись в окно ничего не видящими от набежавших слез глазами.
Глава 3,
такая короткая, что мэр Одинска успевает в ней выкурить всего одну сигарету и дать одно обещание
Три года назад, точнее, чуть больше
Дорога умирала. Умирала уже давно, несколько лет, отчаянно прося, даже требуя от людей хоть как-то облегчить мучения ее самой и ползущих по ней автомобилей. Нельзя сказать, что для решения этой проблемы совсем ничего не предпринималось, но того, что делали, явно не хватало. Тяжелая фура, валко покачиваясь на растрескавшемся асфальте, местами просевшем, а кое-где, наоборот, вздыбленном усилиями неведомых подземных, вернее будет сказать — подшоссейных обитателей, заморгала поворотными огнями и начала выворачивать влево, намереваясь пересечь встречную полосу. Еще один клиент. Всего половина шестого, а стоянка для грузовиков уже наполовину заполнена. Таким темпом через час на ней не будет ни одного свободного места. Хорошо! Николай достал из пачки сигарету и сунул ее в рот. Точнее, это все было бы хорошо, если не одно печальное обстоятельство. Нашарив, наконец, в одном из карманов клетчатого спортивного покроя пиджака зажигалку, Трошин прикурил и тут же услышал за спиной голос:
— Дай и мне тоже.
— Ты ж вроде бросил? — Николай обернулся на стоящего позади него на крыльце Миткевича.
— Бросил, бросил, — Миткевич скользнул взглядом по въезжающей на парковку фуре, — все равно, когда так перекусишь плотно да еще стопарик накатишь, потом пару тяг сделать охота.
Николай протянул сигареты собеседнику, затем щелкнул зажигалкой. Глядя, как Миткевич, зажмурившись от удовольствия, делает первую глубокую затяжку, Трошин подумал, что не случайно именно Дмитрий Евгеньевич стал мэром их затерянного на просторах Сибири городка, и не просто стал, а вот уже девять лет управляет Одинском, ухитряясь находить общий язык и с губернатором, и с местными силовиками, а заодно и с большинством городских предпринимателей. Не со всеми, конечно, все никогда счастливы быть не могут, но с большинством, это точно. Во всяком случае, с основными. Хотя, конечно, размах предпринимательства в Одинске не шибко велик, городишко ведь небольшой, но все же и в нем есть серьезные люди, интересы которых мэр должен учитывать. Да, именно такой человек городу и нужен. Гибкий, умеющий договариваться, не пытающийся выпячивать свой интерес. А то ведь сколько их таких неумных да неуемных послетало со своих мест по области, пальцев не хватит загибать. Жадность, она ведь не только фраеров губит, но и чиновников. А Дмитрий Евгеньевич, он молодец, он в любую тему вникнет, если решит, что толковая, непременно поддержит. И лишнего не попросит. Едва обозначит, что у него свой интерес тоже имеется, а там уж на усмотрение того, кто к нему с вопросом обратился. В меру, так сказать, душевной щедрости каждого, ну и ума, конечно. Можно ведь и одним «спасибо» отделаться, ну или бутылкой коньяка в подарочной упаковке. От коньяка Евгеньич тоже не откажется, но ведь надо понимать, что жизнь она такая, непредсказуемая. Порой новые темы подбрасывает, когда ты ее об этом совсем не просишь. И в чью дверь ты с этой темой в следующий раз постучишься?
