В следственном управлении следственного комитета по Одинскому муниципальному образованию Среднегорской области давно уже не было таких бурных, насыщенных событиями дней. Шутка ли, фактически одномоментно, с интервалом в несколько часов были раскрыты сразу два тяжких преступления и предотвращено совершение еще одного не менее, а быть может, и более тяжкого. Покушения на жизнь и здоровье должностного лица при исполнении им должностных обязанностей, причем не абы каких, а целого мэра города Одинска и прилегающих к нему окрестностей, площадь которых превышала территорию Орловской или Липецкой области и совсем немного не дотягивала до размеров Мордовии. Как сам себе признавался начальник районного следственного управления подполковник Летягин, особой, а если уж говорить совсем по чесноку, никакой заслуги его сотрудников во всем произошедшем за день не было, но это вовсе не могло помешать ему радоваться тому факту, что день прошел именно так, а не как-то иначе. Конечно, не все было идеально, но любой неглупый человек без особого труда мог, имея на руках всю информацию, понять, что могло бы быть значительно хуже. Сам Антон Александрович, и это признавали все знающие его люди, даже подчиненные, несмотря на долгие годы работы на руководящей должности, был человеком неглупым и умеющим сопоставить факты, особенно если их количество не переваливало за критическую для его мозга отметку.
Сперва в половине десятого в его кабинете, наполненном запахом свежесваренного кофе и предвкушением начинающегося через неделю отпуска, появилась следователь Шестакова. Положив на стол протокол допроса, Шестакова замерла в позе часового на посту № 1 в Александровском саду. Вместо самозарядного карабина Симонова она сжимала в правой руке папку, в которой, очевидно, были еще какие-то документы. Покосившись на застывшую у стола Ирину Владимировну, Летягин нацепил на нос очки, которыми в силу прогрессирующей дальнозоркости пользовался для чтения последние несколько месяцев, и придвинул к себе протокол. Осилив первые несколько строк, он вновь, более пристально, взглянул на Шестакову, но та по-прежнему пыталась изображать стойкого, со всеми признаками оловянности, солдатика.
— Как у вас тут все интересно, — прокомментировал Антон Александрович, вновь погружаясь в чтение.
Несколько минут спустя, одолев протокол полностью, Летягин снял очки и, задумчиво потерев переносицу, повторил:
— Ну очень интересно. — Он махнул рукой, указывая на ближайший стул. — А ты чего зависла? Посиди со мной, расскажи, как у тебя так получается, что по одному убийству каждый день новый человек чистосердечное признание пишет. У тебя же этот Лунин вчера на следственном эксперименте все показания подтвердил. Это как так?
— А что вы хотите, Антон Александрович, — Шестакова заняла предложенный ей стул, — он же, после задержания, потом ночь у оперов провел. Они сами ему и рассказали, что он, по их мнению, совершил. Ему только протокол подписать надо было.
— Вот как, — усмехнулся Летягин, — у вас, значит, к нашим оперативникам претензии имеются. К кому-то конкретно?
— Да нет у меня никаких претензий, — вздохнула Ирина, — им что начальство прикажет, то они и выполняют.
— А это плохо? — Антон Александрович с иронией взглянул на свою подчиненную. — Ладно, оставим пока оперов в покое. Вы мне расскажите лучше, откуда у вас эта бумажка нарисовалась? — Он ткнул пальцем в протокол. — Что, Лунина сама пришла, совесть заела, или ее все же к этому кто-то подтолкнул?
— Антон Александрович, — Шестакова покосилась на дверь кабинета, — давайте, тот, кто подтолкнул, пусть сам все вам и рассказывает. Я попросила, чтобы он в коридоре подождал.
— Я так понимаю, это наш гость из области? — уточнил Летягин.
Ирина молча кивнула в ответ.
— Ну что ж, зовите, послушаем умного человека.
Еще спустя минуту, когда было закончено с взаимными приветствиями и Лунин устроился за столом, переводя взгляд с мрачного лица Ирины на возбужденно-радостное Летягина, настало время взаимных расспросов.
— Ну и, — Антон Александрович потер руки, предвкушая интересное повествование, — рассказывайте, как вы всю эту историю раскрутили.
Илья осуждающе взглянул на уставившуюся в полированную поверхность стола Шестакову, затем перевел взгляд на Летягина.
— Я правильно понимаю, что у Ирины Владимировны есть чистосердечное признание, и в деле зафиксирован факт добровольной явки и содействия следствию?
— Правильно вы понимаете, — усмехнулся подполковник, — что бы вы сейчас здесь ни рассказали, в деле останется именно так. Добровольная явка, признание, содействие. Полный комплект.
— Ну хорошо, — кивнул Илья, — тогда непонятно.
— Непонятно что? — уточнил Летягин.
— Непонятно, что вам самим может быть в этом деле неясно.
— Знаете ли, — подполковник обменялся быстрыми взглядами с Шестаковой, — мы ведь люди простые, провинциальные. Надо сказать, что и Среднегорск — это тоже, в некотором роде, провинция, особенно если смотреть из глубин Московских колец, но ведь это одновременно и столица. Нашей ненаглядной области. Так что в сравнении с вами, дорогой Илья Олегович, наш с Ириной Владимировной кругозор гораздо более ограничен в силу объективных причин. А посему не сочтите за труд объяснить, каким именно образом вы пришли к выводу, что в убийстве Мещерской виноват не ваш брат, а тетка. — При этих словах Летягин ехидно подмигнул Илье. — Все же полностью исключить своих родственников из дела вам не удалось.
— Я уже как-то говорил Ирине Владимировне, — Илья сделал вид, что не обратил внимания на иронию Летягина, — что задачи доказать невиновность Лунина, или, в свете последних событий, кого-то из Луниных, у меня нет. Задача была лишь одна — найти настоящего преступника, ну а то, что человек, которого изначально задержали, невиновен, было для меня очевидно.
— Очень интересно, — заулыбался подполковник. — И из чего эта самая очевидность проистекала?
— Я тоже иногда выпиваю, — смущенно признался Илья.
— Я тоже, — несколько удивленно кивнул Летягин, — давайте все же ближе к делу.
— А это и есть по делу. Человек, который выпил свою обычную, заметьте, весьма немалую дозу и лег после этого спать, проспит несколько часов как убитый. Он может, конечно, встать среди ночи, по нужде или потому, что в горле пересохло, но вряд ли он поднимется с кровати спустя всего пару часов после того, как на ней оказался.
— Ну, это допущение, — махнул рукой подполковник, — спьяну всякое быть может.
— Спьяну — да, а вот во сне — вряд ли, — стоял на своем Лунин. — К тому же появляется вопрос: зачем Лунин вышел из дома? Захотел еще выпить? Спиртного у него и дома в избытке.
— С этим как раз все ясно, — возразил Антон Александрович, — у него днем был конфликт с Мещерской, а проснувшись, он отправился к ней, чтобы расставить все точки над «i».
— А она что, тоже шла к нему точки расставлять? — усмехнулся Илья. — Это при том, что ни он, ни она друг другу ни разу за вечер не позвонили? Сейчас так не ходят. И вообще, судя по времени, логичнее было предположить, что в десять вечера Мещерская шла не куда-то, а откуда-то возвращалась. Это же деревня, там нет ночных клубов.
