— У меня от твоих вопросов голова болеть начинает, — поморщился Марков. — Ты ведь по-любому уже сам все решил. Так не тяни, рассказывай.
— Да что тут придумать, Коль, — усмехнулся Гурвин, — ты прав, скандал будет грандиозный, и копать, значит, будут по-настоящему, даже Шубин не сможет это дело прикрыть. Какие из этого выводы? Выводы такие. У нас, у фонда, как у организации, все должно быть в идеальном порядке, документы, условия содержания, техника безопасности и вся остальная дребедень, какая только бывает. Но! — Григорий Александрович артистично щелкнул пальцами, — человеческий фактор. Например, сторож, в нарушение всех имеющихся должностных инструкций, которые надо будет не забыть сделать, притащил в сторожку газовый баллон, чтобы готовить пищу. И баллон этот самым неожиданным образом вдруг взорвался. Бамс, — Гурвин вновь щелкнул пальцами, — сторожка в огне, огонь перекидывается на остальные постройки, пожарные приезжают быстро, но не настолько, чтобы успеть кого-то спасти. Следствие устанавливает виновного, но виновный уже наказан, так крепко спал и не успел выбежать из сторожки. На этом все кончено. Думаю, правда, потом опять скинуться придется.
— На взятки? — деловито уточнил Марков.
— На памятник, — усмехнулся Гурвин, — поставим на месте пепелища гранитный крест метра три высотой.
— Это ж собаки, — удивился Марков, — им разве крест можно ставить?
— Ну как великомученикам. Почему нет? — пожал плечами Гурвин. — Если нельзя крест, поставим памятник. Представь, сидит пес и воет на луну. Красиво будет!
— Вот у тебя фантазия пашет, — восхитился Марков, — с такой головой тебе точно не в мэры идти надо. Ты, Григорий, мог бы гораздо дальше пойти.
— Нет уж, спасибо, — покачал головой Гурвин, — мне и поближе неплохо. Всегда надо знать, где остановиться. А то забредешь туда, откуда и дороги обратной нет.
— Я вот только со сторожем не очень понял, — Николай задумчиво теребил мочку уха, — ладно, собаки, а это, как ни крути… человек, — удивленно произнес он последнее слово.
— Ой, — голос Гурвина звучал насмешливо, — ой, как мы за ночь размякли. Вчера ты был не такой мягкосердечный, аж зубами скрипел, когда Ваню вспоминал. Что, в округе мало алкоголиков? Найдем такого, кому все равно помирать скоро. Чуть раньше, чуть позже — не велика разница.
— Не боишься, — Марков пристально рассматривал собеседника так, словно видел его впервые, — грех на душу брать? Когда-то ведь спросят. — Он устало закрыл глаза и тихо повторил: — За все спросят.
— Спросят, непременно, — ухмыльнулся Гурвин, — я сегодня обедал с Шубиным. Между делом поболтали немного.
— И что интересного? — как можно безразличнее спросил хозяин кабинета, однако от собеседника не ускользнули напряженные интонации в его голосе.
— А чего ты так заволновался, Коля? — Гурвин подался вперед и попытался заглянуть приятелю в глаза, — есть из-за чего?
— Эти опричники и без всякого «чего» человека схомутать могут, — угрюмо отозвался Николай, — а этот Шубин, помяни мое слово, гнилой насквозь. Думаешь, если ему деньги платишь, ты его купил? Ничего подобного, это он сам тебя купил, а теперь ждет, когда можно будет продать подороже, чтоб сразу бах — и новая звездочка на погоны.
— Он у меня на такой цепи сидит, — нервно отозвался Гурвин, — что если куда из лодки сигануть решит, то эта цепь его сразу на дно и утянет. Так что не драматизируй, не надо. А вот ты сам нервничаешь не без повода. И мне кажется, я этот повод знаю.
— Да неужто, — начал злиться Марков, — поделись сокровенным.
— Этот следователь, тот, который из области, думает, что кто-то специально совершил все убийства так, чтобы в итоге пришли к Ивану. А раз так, этот кто-то к Ивану неровно, я бы даже сказал, очень неровно дышит. И сейчас все местное управление занято тем, что составляет список тех, у кого с писателем были конфликты. Интересное занятие, верно? — Гурвин подмигнул собеседнику. — Только я тебе сам скажу, Николай, Иван, он ведь у нас неконфликтный товарищ, он ведь все больше отшельничает, редко, когда из своего гнезда выбирается. Так что список этот небольшой будет. Совсем небольшой — две, ну, максимум три фамилии.
— И моя будет в списке, — хрипло произнес Марков.
— Это вопрос или утверждение? — полюбопытствовал Гурвин. — Хотя не важно, в любом случае ответ один. Будет. Причем на первой строчке. Хотя почему я говорю в будущем времени? Все уже в настоящем.
На некоторое время в кабинете воцарилась многозначительная тишина.
— Только это еще не все, Николай, — лицо Гурвина сделалось совсем мрачным, — они ведь пошли дальше.
— Это куда? — Марков протянул руку к бокалу с недопитым виски. — Дальше вроде некуда.
— Они устанавливают, где были люди, попавшие в этот список, на момент убийств. Во всяком случае, пытаются установить, кто в эти дни покидал город.
Марков удивленно, несколько заторможенно, словно в замедленной съемке, рассматривал окровавленную руку, потом перевел взгляд на пол, усеянный мокрыми осколками. Гурвин удивленно смотрел на только что раздавившего в руке бокал приятеля.
— Я так понимаю, у нас есть проблема? — наконец осторожно поинтересовался Григорий Александрович.
— Нет, — хмуро покачал головой Марков, — никаких проблем у нас нет.
Весь его вид и мрачный, полный скрытой угрозы голос говорили об обратном. Гурвин вдруг почувствовал себя неуютно и бросил небрежный взгляд на часы.
— Тебе надо заняться рукой, да и я уже засиделся. — Он встал, застегнул пиджак на две пуговицы. — Надеюсь, весь разговор останется между нами.
— А что, может быть по-другому? — Марков по-прежнему рассматривал изрезанную руку, затем поднес ее ко рту и, словно поцеловав, коснулся ладони губами. Когда он убрал руку от лица, на его губах и вокруг рта остались окровавленные отпечатки.
Гурвин невольно попятился, затем, совладав с собой, остановился и осуждающе покачал головой.
— Коля, ты береги себя.
— Ты тоже, Гриша!
Марков улыбнулся жуткой кровавой улыбкой и помахал приятелю растопыренной пятерней, с которой на пол, не переставая, падали алые капли. В этот момент он сам — высоченный, плечистый, с мощной шеей и перемазанным в крови лицом — напоминал какое-то древнее чудище. Гурвин уже приоткрыл входную дверь, когда за спиной раздался хриплый голос:
— Не спеши.
Гурвин замер и медленно обернулся. Марков стоял совсем рядом, покачиваясь из стороны в сторону.
— А скажи мне, Гриша, такую вещь — что потом с этим Кроносом в итоге приключилось?
— Ничего особенного, — пожал плечами Гурвин, — убили его. Сын и убил. Зевс, слыхал про такого?
Лишь когда «ренджровер» выкатился из неохотно распахнувшихся ворот, Гурвин почувствовал, как охватившее его напряжение немного спало. Он выезжал из переулка, когда фары внедорожника осветили растущие вдоль дороги аккуратно подстриженные кусты сирени. В какой-то момент Григорию Александровичу показалось, что из густых зарослей на него пристально смотрят чьи-то глаза. Это ощущение было совсем мимолетным, внедорожник свернул, и кусты сирени утонули в темноте, однако этих мгновений Гурвину хватило, чтобы понять — взгляд этот был совсем не добрым.
