— Осторожней на поворотах! — крикнул вслед удаляющейся машине Шубин, однако Лунин его уже не услышал.
Первый поворот он прошел, еще не набрав полной скорости, ко второму внедорожник уже разогнался так, что шансов вписаться в изгиб узкой дороги у Лунина почти не оставалось. Быть героем — это так просто.
В последний момент Илья убрал ногу с педали газа и немного притормозил. Корму тяжелой машины начало было заносить, но Лунин тут же отпустил тормоз, и машина нехотя выровняла курс. Скрипя резиной и накренясь так, что, казалось, оба левых колеса вот-вот оторвутся от асфальта, «форд» ушел вправо, миновал поворот и выскочил на прямой участок дороги. Илья почувствовал, как обожгла пальцы недокуренная сигарета, которую он все еще держал в правой руке. Он вышвырнул окурок в окно, а когда вновь посмотрел на дорогу, то увидел их. Долю секунды растерянный мозг не мог принять решение, какую команду выдать нависшей над педалями ноге, после чего испуганно прошептал: «Дави их!»
А затем Лунин что было силы нажал на тормоз.
Их было не меньше десятка. Они неподвижно сидели, глядя на несущуюся прямо на них огромную машину. Когда отчаянно заскрипела трущаяся об асфальт резина, один из них вскочил было на ноги, но тут же, словно застыдившись своей слабости, вернулся на место. Внедорожник остановился менее чем в полуметре от растянувшейся поперек дороги цепочки. Сомневавшийся в том, что сможет избежать столкновения, Лунин в последний момент зажмурился, однако теперь вновь открыл глаза и с хмурым видом разглядывал перекрытую дорогу. Выходить из машины он не спешил и даже не глушил мотор, готовый в любой момент нажать на газ, если только почувствует опасность.
Очевидно, Вожак это понял. Он лишь на мгновение оскалил пасть, как остальные псы, вытянувшись стройной вереницей, потрусили вдоль обочины. Они удалились метров на сто, а может быть, и больше, Лунин не смог бы сказать точно, однако этого было вполне достаточно, чтобы вернуть ему уверенность в себе.
К своему удивлению, Илья заметил, что рядом с Вожаком по-прежнему оставалась еще одна собака. Лунин удивленно потер глаза, отгоняя наваждение, но собака никуда не спешила исчезать. Илья вышел из машины. Он не стал глушить двигатель и захлопывать дверь автомобиля. Этого требовал цепляющийся за жизнь инстинкт самосохранения. Кто-то другой, сидящий в голове Лунина где-то гораздо глубже, прекрасно понимал, что все эти уловки не имеют никакого смысла, и если Вожак захочет, то сможет сделать так, что человек никуда отсюда уже не уедет.
Однако Вожак этого вовсе не хотел. Он спокойно разглядывал стоящего перед ним человека, словно не до конца уверенный в правильности своего решения. А затем Лунин увидел то, что до него видел и остался в живых только один человек. Он увидел, как улыбается пес с голубыми человеческими глазами.
И тогда Лунин понял. Понял, чего хочет от него этот очень странный пес. Илья присел на корточки и вытянул вперед руки.
— Ну иди, иди ко мне!
Некогда белоснежная, а теперь грязно-серая, со спутавшимися, торчащими во все стороны клоками шерсти болонка, радостно тявкнув, устремилась навстречу человеку и ткнулась холодным носом ему в ладони. Лунин разглядел кое-как держащийся на спутанной челке бантик, изначальный цвет которого определить было уже невозможно.
— Ты моя девочка, — Лунин осторожно, стараясь не напугать, почесал собачонку за ухом, на что та немедленно отозвалась хаотичными движениями маленького хвоста, — моя Рокси.
Имя само соскочило с языка Лунина. Судя по всему, малютке оно пришлось вполне по нраву, она заработала хвостом еще энергичнее.
Уже не сомневаясь, он сгреб болонку в охапку и распрямился. Сидевший перед ним Вожак одобрительно тряхнул головой. В этот момент Лунин меньше всего удивился бы тому, если бы этот пес сейчас что-нибудь произнес, однако Вожак лишь дружелюбно вильнул хвостом, как это делали десятки и сотни виденных Луниным обыкновенных собак, а затем неторопливо направился к ожидавшей его стае. Он ни разу не оглянулся. И маленькая беспомощная Рокси, и большой, но такой же беспомощный Лунин его уже не интересовали. Теперь настало их время жить собственной, без его, Вожака, участия, жизнью.
Лунин неторопливо вел машину по пустынному шоссе. Горный участок остался далеко позади, и теперь он мог немного отвлечься от дороги. Взглянув на свернувшуюся в грязный лохматый комочек Рокси, Лунин вспомнил, что в бардачке у него припасены два бутерброда с вареной колбасой. Мысль о завернутом в газету свертке сразу же пробудила в нем чувство голода. Илья включил поворотник и прижался к обочине.
Бутерброды они поделили поровну. Рокси стремительно умяла оба куска колбасы и благодарно вильнула хвостом, Лунин же довольствовался двумя кусками белого хлеба с запахом докторской. Не так уж плохо, рассудил он, аккуратно складывая уже ненужную газету, если люди активно раскупают лапшу со вкусом мяса, то хлеб с запахом колбасы — это явно более высокий уровень.
«Эксплорер» вновь устремился в дорогу. Расстояние до Среднегорска становилось все меньше, уже начали появляться повороты на самые отдаленные, полузаброшенные дачные поселки, пару раз Лунина кто-то обогнал.
Илья не спешил. Ехать в управление уже не было никакого смысла, а от того приедет ли он домой немного раньше или позже, вряд ли что-то может измениться. Лунин вспомнил, что обещал жене обязательно позвонить перед тем, как будет выезжать из Засольска. Опять он не сдержал своего обещания, опять Юленька будет разочарована. Конечно, можно было позвонить и сейчас, но какой смысл это делать, если через полчаса, самое долгое через сорок минут уже будет на месте?
Лунин вздохнул и взглянул на Рокси, намереваясь рассказать ей о своей очередной промашке. Собачонка спала, свернувшись калачиком на пассажирском сиденье. Очевидно, ей что-то снилось, так как она временами поскуливала, приоткрывая пасть и обнажая маленькие, но крепкие зубы. Лунин вспомнил, как она мгновенно разделалась с колбасой.
Интересно, неужели такая маленькая собачонка и вправду может перегрызть кому-то горло? Илья протянул руку и ласково погладил Рокси по голове. Та довольно заурчала. Лунин улыбнулся и вновь задумался. Он думал о жене, думал о Юленьке. Он представлял ее спящей, укрытой белоснежным одеялом, из-под которого выглядывала изящная, нежная шея, на которой так маняще билась беззащитная светло-голубая артерия…
