После милиции Попков устроился в охрану на нефтехимический комбинат: сначала сидел на КПП, потом стал охранять территорию. На новом месте работы бывший милиционер тоже нередко нарушал трудовую дисциплину — например, мог изменить маршрут патрулирования на служебном автомобиле или вообще выехать за пределы охраняемого объекта; за это его не раз штрафовали. Новые коллеги не слишком полюбили Попкова — он казался им скрытным, жадным и при этом услужливым и изворотливым человеком, который работал спустя рукава и использовал служебное положение в личных интересах.
На комбинате Попков проработал до весны 2007 года — а когда его назначили временно исполняющим обязанности начальника главного караула, вскрыл системный блок и взял оттуда электронный ключ, стоивший больше 150 тысяч рублей, чем на сутки вывел из строя программу видеонаблюдения. На Попкова завели уголовное дело, после чего он ключ вернул, и его просто уволили. Тогда же — в марте 2007 года — бывший милиционер совершил последнее убийство, которое удалось подтвердить и доказать следствию.
Без средств на жизнь Попков после увольнения не остался. К тому времени он уже три года занимался перегоном машин с Дальнего Востока на перепродажу и, оставшись без работы, просто увеличил количество рейсов: теперь он привозил в Иркутск по машине в месяц.
Перегонный бизнес был крайне распространен в 1990-х за Уралом — в результате почти во всех больших городах Сибири и Дальнего Востока доминируют праворульные машины. Японские автомобили доставляли в Россию на пароме, после чего продавали на рынке либо во Владивостоке (если подороже) и в Уссурийске (если подешевле). Рынки работали по одной и той же схеме: покупатели приезжали рано утром в субботу и воскресенье — в зависимости от расписания поезда. Почти все сделки совершались к обеду, а вечером «перегоны» (так называли тех, кто покупал машины для перепродажи) уже выходили на трассу — чтобы не тратить лишних денег на гостиницу. Контролировали рынки местные бандиты с фактического согласия чиновников.
К началу 2000-х куплей-продажей машин занимались едва ли не две трети мужского населения Приморского края. Несмотря на то что закон запрещал пригонять больше пяти машин в год на человека, продавцы нашли лазейку и каждый раз ввозили автомобили через новую таможню — единой компьютерной базы тогда не существовало. В итоге ежегодно в Россию ввозилось более 300 тысяч японских автомобилей.
Доставить машину с Дальнего Востока своим ходом было намного дешевле, чем переправить ее по железной дороге, но и в разы опаснее. С одной стороны, водители сталкивались с бездорожьем и специфическими правилами дорожного движения: например, чтобы доехать без повреждений, автомобиль должен был двигаться с минимальной скоростью 100–110 километров в час, иначе другие машины, обгоняя, будут постоянно обдавать его градом камней, что сильно снизит цену товара. С другой — с грабежами. Обычная схема нападений была такой: на трассе машину останавливали сотрудники дорожной полиции и проверяли, в частности, на наличие оружия; если его не было, через несколько километров машину прижимали к трассе бандиты и требовали денег. Поэтому «перегоны» старались брать с собой оружие — чаще всего карабины «Сайга» или переделанные для охотников автоматы Калашникова. Отдельным этапом было безопасно проехать Хабаровск, о котором ходила особенно дурная слава: как правило, водители просто платили сотрудникам ГАИ, чтобы они с мигалками сопроводили их до выезда из города.
Все это не останавливало сотни и тысячи людей от того, чтобы заниматься перегоном машин — потому что он приносил хороший доход: на одном рейсе можно было заработать 3–6 тысяч долларов.
У Михаила Попкова на такой рейс обычно уходила неделя: три дня шел поезд до Владивостока или Уссурийска, примерно столько же занимала дорога обратно уже на автомобиле. После увольнения он стал так ездить каждый месяц — тем более в Иркутске был бум праворульных машин. Чтобы не ночевать в гостинице, Михаил старался управиться за одни сутки, а спал обычно в машине на парковке. Сам процесс: приехать, выбрать, купить — ему нравился, а вот искать покупателя, «с серьезным лицом стоять на рынке» было уже не так интересно. Попков злился, когда замечал, что клиент в товаре не разбирается, и с презрением наблюдал за парами, для которых решающим аргументом при выборе автомобиля становилось, например, наличие зеркала с подсветкой в козырьке над пассажирским сиденьем.
Попков ездил в основном в Уссурийск, откуда чаще всего пригонял автомобили марки «Субару» — и даже получил на иркутском авторынке прозвище Миша-Субару: коллеги посмеивались над ним, поскольку такие машины не пользовались большим спросом, а он отвечал, что покупает только то, что нравится ему самому. В результате особенно крупных сумм ему заработать не удавалось, и он мечтал найти настоящую работу, «на которой можно сидеть в офисе, в тепле, получать достойную зарплату и, пока начальника нет, выбирать в интернете себе машину». Вместо этого он работал охранником тут и там, периодически выходя в рейсы; впрочем, после того как в 2009 году были введены заградительные пошлины, перегонный бизнес стал куда менее выгодным.
В ноябре 2011 года Попков устроился аппаратчиком смешивания на фабрику «Невская косметика». Проработал он там всего несколько месяцев: 20 марта 2012 года его вызвали на допрос в качестве свидетеля по делу об убийствах женщин в Ангарске. Следователь Ольга Лиходеева спросила у Михаила, владел ли он когда-нибудь автомобилем марки «Нива», и попросила сдать слюну. В следующие дни на работу он приходил подавленным и в конце концов уволился, сказав начальнику, что у него тяжело заболела мать.
В начале апреля 2012 года маньяк действительно впервые за несколько лет уехал навестить мать в Липецкую область. В мае он привез с Дальнего Востока очередной автомобиль, а 21 июня снова сел на поезд до Владивостока, где его через два дня задержал Артем Дубынин.
По словам Артема, новость о поимке маньяка город воспринял «спокойно» — возможно, потому что информация о количестве преступлений появилась в прессе не сразу. Ни пикетов, ни требований «народного суда» не было. «Как я понимаю, люди не могли поверить, что в Ангарске пойман такой жестокий серийный убийца», — говорит Дубынин.
Первые девять месяцев Попков провел в иркутском СИЗО в одной камере с бывшим военным радиоинженером из Мурманска Алексеем Романовым и еще по меньшей мере тремя заключенными, причем все они были бывшими сотрудниками правоохранительных органов и других силовых структур. Романов был осужден в 1995 году и получил 15 лет за убийство, разбой, хищение и незаконное хранение оружия. После военного трибунала он отбывал наказание в колонии в Нижнем Тагиле, потом его перевели в колонию-поселение в Иркутской области, откуда он сбежал за четыре дня до условно-досрочного освобождения, после чего его снова арестовали и осудили за побег — так он и оказался в иркутском изоляторе.
Соседи Попкова не были случайными — руководство иркутского ФСИН позволило сотрудникам «маньячной группы» подобрать Попкову сокамерников, чтобы с их помощью настроить преступника на сотрудничество. Почти все, кто сидел с Попковым, были бывшими сотрудниками силовых ведомств, обвиняемыми в тяжких преступлениях: с одной стороны, они следили, чтобы он ничего с собой не сделал, с другой — пытались его разговорить и понять его настроение. По словам Дубынина, в таких делах это обычная практика.
