– Я терплю их рядом с собой. Но только в случае крайней необходимости.
И поднялся:
– Давайте, я вас провожу.
– Спасибо за помощь, – протянул ему руку Синичкин.
Костя на рукопожатие ответил – но с очевидным неудовольствием.
А дверь за нами закрывал и вовсе со счастливой улыбкой на лице.
– Жуткий тип, – прокомментировала я, едва мы вошли в лифт.
– И тоже что-то недоговаривает, – кивнул Паша.
– Так надо было колоть его!
– Успеем еще. Колоть надо, когда у тебя есть козыри на руках. А их пока не имеется.
– Но Роман, нам, похоже, врет – будто не знал, что Ольга употребляет. И может, конечно, у меня тоже мания… Но у тебя не возникло ощущение, что клиента покойного эти типы раньше встречали? Оба. И Роман, и Костя?
– Не исключено, – кивнул Паша.
– Что дальше делаем?
– Надо пообщаться с остальными по списку. С Мишей, с Ольгой. Их версию услышим. И тогда уже от полной картины будем танцевать.
Мне план действий показался слишком рассудочным и монотонным, но спорить с шефом я не осмелилась.
* * *
С десяти до полудня Михаил провел едва ни худшие два часа своей жизни. Следователь (тощая, климактеричная тетка, которую все называли Степановна) задавала кучу идиотских вопросов, а едва он хотя бы на минуту задумывался, начинала запугивать. Статья 307 – если соврешь, статья 308 – если вообще откажешься говорить. Или грозила, что достанет постановление, и он прямо сейчас превратится из свидетеля в обвиняемого.
Миша с правоохранительными органами прежде сталкивался, очень их не любил и сейчас вертелся, словно уж на сковородке. Его аргументы – зачем стрелять в человека, кого видишь впервые в жизни? – словно о каменную стену разбивались. А когда тетка-следователь заявила ему в лицо: «Я знаю, что убил именно ты, и докажу это», администратор окончательно запаниковал.
Мелких грешков за ним имелось немало. Сайты порнографические рисовал. Просроченные кредиты имел. Пару раз попадался на воровстве в магазинах. И если сейчас на него заведут уголовное дело – все его подвиги превратятся в отягчающие обстоятельства.
– Почему в 22.47 не работала видеокамера? Не смей рассказывать, что сломалась. Где видеозапись? Мы все равно найдем! – давила Степановна.
Запись находилась у него в кармане – в памяти телефона, – и Миша страшно боялся, что сейчас прикажут: все вещи на стол, мобильник конфискуют, взломают пароль…
Но он прижимал ладони к груди, повторял и повторял:
– Это техника! Она часто глючит!
– В момент убийства? – усмехалась следователь.
Доставала ордер на обыск, демонстративно выкладывала на стол, начинала заполнять…
Михаил держался изо всех сил, но не сомневался: после допроса отправится он в камеру.
И когда следовательница вдруг его отпустила, Анкудинов, словно в тумане, добрел до выхода. Миновал проходную. Присел на троллейбусной остановке. И долго там сидел, смотрел в одну точку. А потом выключил телефон и потащился куда глаза глядят. Нужно сделать одно важное дело, а потом бежать. Подписка о невыезде – просто бумажка. Из Москвы, уж точно, выбраться можно.
Павел Синичкин
Ехать во второй раз наудачу на другой конец города мне представлялось неразумным.
Когда Михаил не отозвался по обоим своим мобильникам, а также по домашнему номеру, я решил побеспокоить Перепелкина.
Установить местонахождение свидетеля Саня мне не помог. Но заверил:
– За границу, точно, не сбежит. Он в стоп-листе. Долгов только банкам на миллион с лишним. Плюс, по неофициальным данным, плохим парням еще столько же задолжал.
– За такие деньги можно и убить.
– Следователю версия тоже понравилась. Вцепилась. Сегодня два часа трясла. Но он клянется: ничего не видел, из операторской не выходил. С покойным не знаком. Что случилось с видеокамерой, не знает. И Ольга подтверждает: Михаил весь квест просидел в своей комнатушке.
– Ольга? Как там она? – небрежно спросил я.
– Домой едет, – досадливо отозвался Саня. – Только что выпустили. Под подписку.
Римка (она сидела рядом, вроде как обнимала меня, а на самом деле с упоением слушала разговор) вытаращила глаза. Не успел я нажать на отбой, она выхватила свой телефончик и начала тыкать в кнопки.
– Кому?
– Надо ее перехватить! Пока она с Ромой не поговорила!
Возразить я не успел – она уже набрала номер и зачирикала:
– Олечка! Да. Я знаю, что отпустили. Ты сейчас где? Нет, Оль, ты не едешь домой… Ничего ты не грязная… Да плевать, что не чистила! Жвачку купи, – Римма повысила голос: – А я говорю: мы встретимся сейчас! Какую ты станцию проезжаешь? Хорошо. Давай переходи на свою красную ветку, потом в Сокольниках выходишь, сразу поворачиваешь во второй Полевой переулок, и там пиццерия. Совсем рядом с метро. Ничего, подождет твой Рома!
Она положила трубку и гордо доложила:
– Будет ждать через двадцать минут. Мчимся?
Я терпеть не могу, когда Римка порет горячку и вообще устраивает самодеятельность. Польская только что из камеры, почему не дать человеку помыться, прийти в себя?
Но отменять уже назначенную встречу не стал. Только Римме сказал строго:
– Я сам с ней поговорю. А ты отправляйся в офис. Охраняй бастионы.
– Хоть бы спасибо сказал, что я ее уломала, – поджала губы секретарша.
Но больше спорить не стала.
* * *
Многие, кто первый раз побывал за решеткой, выходят оттуда согбенными, с перепуганными глазами – даже если провели в заключении всего день.
Однако гражданка Польская, пусть могла сегодня претендовать на характерную роль усталой, многое повидавшей дамы, балетную осанку смогла сохранить. Держалась довольно уверенно. Укорила, что я на пять минут опоздал. И сразу командовать начала:
– Включайте диктофон. Я хочу официальное заявление сделать.
Пауза. Гордо обернулась ко мне в полупрофиль, откинула волосы (действительно не слишком чистые).
– На «Школе танцев» против меня был заговор.
Я поперхнулся:
– Что?
Ольга тонко улыбнулась:
– Не волнуйтесь. Я уже не под наркотиками – все выветрилось. Но заговор – был. Меня на перфомансе намеренно травили. И я об этом даже не догадывалась! Только сейчас поняла.
Она жалобно добавила:
– Я ведь не в теме совсем! Всю жизнь в балете, правильный образ жизни, никаких стимуляторов и наркотиков категорически не употребляла. Как они действуют – понятия не имела. И просто не понимала: почему мне внезапно, без всяких причин – становится радостно или тоскливо. Хочется смеяться или плакать. С какой стати глупости делаю – будто черт под руку толкает. То на ПМС списывала, то на депрессию. Когда меня задержали, сделали анализ и сказали, что в крови марафин, – это был шок! Какая я дура, что раньше не догадалась!
