– Где?
– Ольга работать там. Я ездить. Смотреть. Давно. Август.
– Зачем ты ездил туда?!
– Стелла, не давить на меня. Я просто смотреть на нее. Издалека.
– Сволочь ты!
Она разрыдалась.
Ярик обнимал, целовал, шептал ласковое.
Но глаза оставались тревожными. И отражали – не ее, но мерзкую Ольгу.
И Стелла устало спросила:
– Что ты будешь делать?
– Охранять Ольга. Все время, пока опасность не миновать.
– Ах так? – взорвалась она. – Ну и съезжай тогда прочь! Хоть поселись у нее – и охраняй круглые сутки. Надоело мне: спишь со мной, а думаешь про другую!
Ярик не умел скандалить. В ответ на ее ярость только глазами хлопал. С обидой в голосе объяснял:
– Я не любить Ольгу. Я тебя любить. Но я не хотеть, чтобы Ольга умирать. Поэтому буду рядом. Только пока беда рядом. Потом уходить.
– Не помнишь, как от алкашей ее защищал? А она тебя взашей выгнала?
– Пусть гонит. Все равно не допускать, чтобы ее убивать.
– Иди тогда в агентство свое! Сыщикам плати: пусть они охраняют.
Но Ярик только вздыхал:
– Нет. Они не поверить мне больше. Даже Римма не поверить.
– Может, Говоруша тебе и дату сказал, когда твою Ольгу убьют? – издевательски поинтересовалась Стелла.
– Нет, – печально ответил молодой человек. – Он просто сказал: будь настороже. Все время.
Несколько дней прошло спокойно.
Но семнадцатого сентября – прямо посреди рабочего дня – Ярик внезапно встал. Отодвинул ленту с так и не дописанным прощальным пожеланием. Надел свой черный плащ и вязаную шапочку. Подруге ничего не сказал. Вышел из похоронной конторы и направился к маршрутке.
Она хотела бежать за ним, но гордость не позволила. Осталась работать, поливала траурные венки и пластиковые цветы слезами. Вечером поехала домой, боялась застать пустую квартиру, но Ярик уже ждал там, аккуратно чистил картошку.
Стелла саркастически спросила:
– Ну что? Спас?
Он серьезно ответил:
– Пока нет. Но теперь смогу.
На следующий день он на работу не пошел – без всяких объяснений. Строго велел ей:
– Объяснить начальнику: я не приходить. Важное дело.
– Я помогу тебе.
– Нет.
И настолько сурово взглянул, что спорить она не осмелилась. Да и начальника нельзя злить. Ярика-то она отмажет, но если сразу двое на службу не явятся?!
Когда вернулась домой – в шесть вечера, как обычно, – любимый опять был дома. Улыбался.
Она снова саркастически спросила:
– Спас?
– Нет, – отозвался Ярик. – Но теперь все понимать. Ольгу не тронут. Стрелять не в нее будут.
– Как ты понял?
– Услышать. И Говоруша подтвердить. Смерть будет. Но умирать не Ольга. Поэтому я больше не волноваться.
– Но человек погибнет?
– Да. Погибать.
Стелла неуверенно предположила:
– А убийство можно как-то остановить?
– Наверно, можно, – кивнул Ярик, – но зачем? Мне не важно, когда других убивать. Главное, чтобы Ольга выжить.
Стелле не очень понравилась его логика, но спорить она не стала.
И когда увидела новости про то, что случилось на квесте, где работала балерина, – любимого к телевизору не позвала. И никаких вопросов не задавала. Страдала, гадала и боялась про себя. А сам Ярослав тоже молчал.
Римма
Перепелкин велел Дорофееву:
– Садись.
Тот опасливо покосился на Анкудинова, устроился у другого конца стола. Стелла, без приглашения, поместилась на стуле рядом.
– Рассказывай мне все, – потребовал Саня.
– У меня лучше получится объяснить, – снова всунулась Стелла.
И я тоже влезла. Посоветовала оперативнику:
– Нет, говорите с ним. Но вопросы задавайте очень простые. Рассказывать ему сложно.
Перепелкин скривился. И раздельно, словно совсем с малышом общался, спросил:
– Это ты сломал видеокамеры?
– Я, – Дорофеев приветливо улыбнулся.
– Когда?
– Сентябрь. Семнадцать. Время шестнадцать пятнадцать.
– Как ты их сломал?
– Читать интернет. Поехать на радиорынок. Купить электрошокер. Дать разряд в кабель сигнала. Камера сразу умирать.
– Зачем тебе это было надо?
Ярик пожал плечами:
– Был план наблюдать. А камер я бояться. Не знать, кто видеть изображение. Не хотеть, чтобы Оля меня заметить.
– Почему только две сломал? Камеры на каждом подъезде.
– Хотеть все. Но злая тетка меня прогнать. И я испугаться. Решить: самые ближние не работать – уже нормально.
– И что ты видеть? Тьфу, видел? – спросил Перепелкин.
– Сентябрь, семнадцать, ничего не успел видеть. Выскочить пьяная женщина. Меня прогнать. Но я приехать следующий день.
– Во сколько?
– Раньше. В двенадцать двадцать уже там быть.
– Первый квест в тот день, прошу заметить, только в пять начинался, – снова всунулась я.
Миша нервно облизал губы.
А Ярик продолжал беспечно улыбаться:
– Говоруша сказать мне: «Стоять, смотреть внимательно». И я видеть, – обвиняющий перст уткнулся в Анкудинова, – этот человек. Он приходить ровно в час дня, – сделал паузу, с хитрым видом добавил: – Но не один. Вместе с девушка. За руку ее вести.
И умолк.
– Что за девушка? – потребовал Перепелкин.
– Римма мне ее фотографию показывать. Красивая девушка. Волосы черные.
– Это Роза Хафизова, – пояснил Паша. – Анкудинов вместе с ней вошел в помещение квеста в час дня, когда никого из сотрудников не было.
А Ярик, уже без понуканий, добавил:
– И еще я слышать, что этот человек говорить.
Взглянул на Мишу и тщательно скопировал тембр и тон программиста:
– «Убить. Его. Тебе. Будет. Очень. Просто». А девушка кивать.
– Что вы слушаете его? Это же какой-то придурок! – взорвался Анкудинов.
– Нехорошо говорить «придурок», – укорил Ярослав.
– А кто ты еще есть? Кто тебя вообще послушает – козла с белым билетом?! – продолжал бушевать программист.
– Анкудинов, захлопнись, – цыкнул Перепелкин. А Ярославу приказал:
