Кан Шэн позвонил одному своему человеку и пригласил его приехать в Дяоюйтай — резиденцию для высокопоставленных гостей, которую он, Чэнь Бода и Цзян Цин облюбовали для работы в летний жаркий период в столице. Они жили в восемнадцатиэтажном новом здании под номером 10: Чэнь Бода занимал первый этаж, Кан Шэн — восьмой, Цзян Цин — семнадцатый. Вскоре гость уже был в кабинете Кан Шэна. «Сегодня я пригласил тебя, чтобы поручить тебе очень важную задачу, — начал хозяин. — Ты должен подобрать несколько надежных ребят для проведения обыска в квартирах Дэн То, А Иня, Лун Юя, Чжан Кайци, Чуань Сихуа, Чуань Чжунмо, Чжао Юаньфана, Ци Байши, Шан Сяоюя. При обыске смотреть только ценные книги, известную каллиграфию и живопись, старинные вещицы. Не должно быть укрыто ни одной вещи. Все эти предметы являются государственным достоянием, однако они превратились в частные коллекции. Сейчас вы пойдете и конфискуете эти вещи… Вы должны произвести тщательный обыск, чтобы не исчезло ни одной вещи. Затем передайте их в хранилище, занимающееся охраной культурных ценностей». Далее Кан Шэн предупредил, что действовать они должны следующим образом: надеть повязки с иероглифом «хунвэйбин» и ни в коем случае не обнаруживать, из какого они ведомства на самом деле. Во время операции сохранять абсолютную секретность, в квартирах обыскиваемой интеллигенции не говорить ни слова, чтобы не выдать себя.
Вскоре были образованы несколько групп, которые под видом «красных охранников» приступили к выполнению задания по указанному шефом списку. Для удобства и быстроты действий им были предоставлены армейские грузовики. И вот одетые в зеленые военные шинели с нарукавными повязками «хунвэйбин» молодые люди шныряли по Пекину по указанным адресам, исполняя указания своего шефа. Через некоторое время в квартире Кан Шэна раздался телефонный звонок, хозяин взял трубку и услышал отчет о проделанной операции: задание выполнено, потерь в живой силе нет, кроме одного раненого во время потасовки, вся операция осуществлялась в тайне. Шеф был доволен.
Через определенное время Кан Шэн уже был в государственном хранилище культурных ценностей. Он спешил, так как знал, что к конфискованным ценностям проявляют интерес также Чэнь Бода, Линь Бяо, да и сама мадам Цзян Цин. Проникнув на склад, он сел перед грудой конфискованных в последнее время вещей, внимательно рассматривая каждую из вещиц, находящихся в куче, при тусклом свете лампочки. Он не обращал внимания на пыль, которая осела на вещах, его интересовало содержание этой кучи. Гость не спеша внимательно разглядывал и оценивал каждую вещицу, а затем откладывал ее в одну их трех новых горок, которые потихонечку росли по мере уменьшения основной общей кучи конфискованных вещей. Он так увлекся своей работой, что незаметно прошло несколько часов. Кан Шэн, посмотрев на часы, закончил осмотр вещей, встал, позвал смотрителя и заявил, что вещи из первой горки у него вызывают сомнение насчет их реальной ценности, поэтому он просит отнести их в свою машину, он позже не спеша еще раз определит их ценность и вернет в хранилище. Описывать пока эти вещицы не обязательно, так как он их все вскоре вернет. Однако позже даже след самых ценных из этих вещей пропал. Кан Шэн приезжал в хранилище еще несколько раз, вернул незначительные вещи, некоторые вещицы из второй и третьей кучки забрал для оценки, часть из них затем подарив Чэнь Бода, Цзян Цин и Линь Бяо.
В те дни китайская пресса подробно освещала деятельность хунвэйбинов по переименованию улиц, магазинов, зданий, больниц Пекина, Шанхая. Тяньциня, Нанкина, Уханя, Чанша, Наньчана, Гуйчжоу, Хэфэя, Цзинани, Харбина, Чунцина, Наньнина, Гуйяна, Куньмина, Гуанчжоу и других городов. Страну захватила охота к перемене имен: старые «феодальные» вывески сменялись звучными современными названиями типа «Вэйдун» («Защитим Мао Цзэдуна»), «Ханьбяо» («Сплотимся вокруг Линь Бяо»), «Юнгэ» («Непрерывная революция»). В Шанхае 29 августа 1966 г. на одном из крупнейших универмагов города хунвэйбины предлагали его из «Юнхун» («Вечно красный») переименовать в «Юндоу» («Постоянная борьба») или «Хунвэй» (от слова хунвэйбин). На развлекательном и увеселительном центре Шанхая «Да шицзе» («Великий мир») сняли вывеску вообще. В Тяньцзине все из 400 отделов и магазинов, названия которых существовали до 1949 г., были переименованы. Пассаж «Цюанье чан» в этом городе был переименован в «Народный пассаж». А такой же пассаж в Пекине «Дунань шичан» («Восточное спокойствие») был переименован в «Дунфэн шичан» («Ветер с Востока»), улица, ведущая к советскому посольству, была переименована в «Антиревизионистскую» улицу. На улице были вывешены лозунги и дацзыбао воинственного, националистического содержания, которые должны были запугать сотрудников советского посольства. Вот что писалось в одной дацзыбао от 20 августа 1966 г., подписанной «красными охранниками» Пекинского института китайской медицины: «Довольно! Довольно! В наших сердцах клокочет вся старая и новая ненависть! Мы не забудем о ней ни через сто, ни через тысячу, ни через десять тысяч лет. Мы обязательно отомстим. Сейчас мы не мстим только потому, что еще не пришло время мщения. Когда же настанет это время, мы сдерем с вас шкуру, вытянем из вас жилы, сожжем ваши трупы и прах развеем по ветру!»
Итак, уже первые недели деятельности хунвэйбинов в Пекине и на периферии ознаменовались разгулом политического хулиганства, актами вандализма и изуверства, кровавыми насилиями над неугодными инициаторам «культурной революции» кадрами, интеллигенцией, взрывом антисоветизма. В ходе «культурной революции» и после нее стали известны факты жесточайших пыток при допросах ни в чем не повинных людей, в ходе которых применялось от 50 до 100 видов изощренных пыток, «ничем не уступающих фашистским».
Бесчинства хунвэйбинов встретили отпор сознательных слоев трудящихся и общественности страны. По призыву местных партийных руководителей, а также чаще всего стихийно, рабочие, служащие, часть трудящихся, члены КПК и КСМК вставали на защиту парткомов, выгоняли хувнэйбинов из захваченных ими учреждений, взывали к Центру с требованием пресечь произвол и беззаконие. Так, когда приезжие «красные охранники» вкупе с местными из института торговли в г. Бэньпу (провинция Аньхуй) попытались устроить погромы в парткомах различных степеней, около 2 тыс. рабочих Бэньпу под руководством секретарей парткомов в течение трех дней с 1 по 3 сентября 1966 г. блокировали их. 4 сентября приехавшие в Шанхай хунвэйбины (более 1 тыс. человек), осадили здание Бюро ЦК КПК по Восточному Китаю и горком партии для расправы над «окопавшимися там ревизионистами», но получили должный отпор со стороны шанхайских рабочих и служащих. 6 и 7 сентября, когда хунвэйбины окружили здание парткома провинции Цзянси, рабочие, крестьяне и партийные работники разогнали их и устроили манифестацию под лозунгом: «Долой правых студентов!», «Решительно защитим партийные комитеты!». Организованные и стихийные выступления рабочих и крестьян против «красных охранников» в тот период имели место также в Циндао, Чанша, Тяньцзине, Сиани и многих других городах и районах страны.
Ознакомившись со срочным донесением Линь Бяо, Кан Шэна, Чэнь Бода и Цзян Цин о сопротивлении рабочих и крестьян, Мао Цзэдун 7 сентября 1966 г. недовольно ответил им: «С материалами ознакомился. Положение, создавшееся в Циндао, Чанша, Сиани и других местах, везде однозначно, всюду рабочие и крестьяне организованно выступают против учащихся. Если так будет продолжаться и дальше, разрешить имеющиеся проблемы будет невозможно. По-видимому, следует от имени ЦК издать директиву о повсеместном запрещении подобных действий, а затем выступить с редакционной статьей, убеждающей рабочих и крестьян не вмешиваться в движение учащихся». Вскоре был издан ряд директив (в частности, «Решение ЦК КПК из 4 пунктов» от 11 сентября), запрещавших рабочим и крестьянам вмешиваться в «движение» учащихся и бороться с ними, кадровым работникам запрещалось «подстрекать» рабочих на борьбу с хунвэйбинами.
