Второе ложное показание, ставшее также «ключевым» в деле Лю Шаоци, дал Мэн Юнцянь. В подписанном им документе говорилось, что Лю Шаоци стал предателем, когда был арестован в 1929 г. в Шэньяне.
Мэн был старым партийным активистом. В 1929 г., когда Лю Шаоци был секретарем парткома провинции Маньчжурия, в состав этого комитета входил и Мэн Юнцянь. Оба они были арестованы. Из тюрьмы их тоже освободили одновременно. После образования КНР Мэн несколько лет работал на руководящей должности во Всекитайском совете кооператоров. В период «культурной революции» его арестовали и потребовали заявить, что он считает Лю Шаоци предателем. Мэн отлично знал, что в те далекие годы, когда они вместе с Лю Шаоци попали в тюрьму в Шэньяне, никакого предательства его товарищ по партии не совершал. Уже арестованный, Мэн Юнцянь вначале держался твердо и не соглашался давать ложных показаний. Сотрудники «спецгруппы» в своем докладе, представленном Цзян Цин и Кан Шэну, жаловались, что подследственный «никак не желает раскрыть существо вопроса, занимает в высшей степени нечестную позицию». После того как Цзян Цин и Кан Шэн в наложенной на документ резолюции потребовали продолжения допросов, Се Фучжи вызвал сотрудников группы для очередного инструктажа. Им было в простой форме разъяснено, как именно следует вести это дело: «необходимо действовать безостановочно, по принципу крутящегося колеса, допросы вести днем и ночью, привлечь десять-пятнадцать сотрудников». «Пусть семь-восемь человек работают языками, а другие — руками и ногами»
[479], — наставлял министр общественной безопасности. После семи суток непрерывного допроса в соответствии с полученными сверху новыми инструкциями Мэн Юнцянь не выдержал и написал все, что от него требовали. Указание было выполнено. И было уже неважно, что будучи вынужденным оговорить старого товарища, Мэн Юнцянь, как, впрочем, и Дин Цзюецюнь, через некоторое время написал опровержение. Более двадцати раз он напоминал тюремщикам о том, что желал бы взять свои слова назад, что показания были вырваны у него силой и не соответствуют действительности, что их следует аннулировать и что дело Лю Шаоци вообще велось ошибочно — его никто не слушал и его заявления не принимались во внимание, маховик дискредитации Лю Шаоци был запущен и его не могли остановить эти просьбы. (После ареста «банды четырех» чудом выживший в «культурной революции» Мэн Юнцянь написал о том, как выбивался нужный компромат в 1967–1968 гг. в Центральную комиссию по проверке дисциплины КПК.)
Выбив необходимые ложные показания о предательстве Лю Шаоци, «спецгруппа» составила отчет и представила его Мао Цзэдуну, который утвердил этот доклад и санкционировал предложенные «спецгруппой» выводы.
На представленные Кан Шэном «материалы» Мао Цзэдун 16 марта 1967 г. наложил следующую резолюцию: «В партийные, правительственные, военные, гражданские органы, учебные заведения, на заводы, в деревню, в организации торговли проникла горстка контрреволюционеров, правых элементов, перерожденцев». Мао требовал «выявить» их, то есть официально санкционировал их травлю, шельмование и преследование.
С начала апреля 1967 г. по указке сверху начался новый тур борьбы с Лю Шаоци. 1 апреля его открыла статья члена ГКР, референта Мао Цзэдуна Ци Бэньюя «Патриотизм или национальное предательство (о реакционном кинофильме „Тайны Цинского двора“)», опубликованная в «Жэньминь жибао» и журнале «Хунци». До публикации статья просматривалась и редактировалась лично Мао Цзэдуном
[480]. Фильм Ци Бэньюем критиковался не с «искусствоведческой» точки зрения, а с политической, он совершенно отвлекался от исторического фона, рассматривая фильм как произведение современности. Подняв вопрос о фильме «Тайны Цинского двора», автор по сути дела обвинил Лю Шаоци в национальном предательстве. В статье, где было перечислено восемь «преступлений» Председателя КНР, хотя имя его прямо не упоминалось, он был впервые в официальной печати назван «стоящим у власти в партии самым крупным лицом, идущим по капиталистическому пути». Итак, хотя имя Лю Шаоци в статье названо не было (в отличие от хунвэйбиновской печати, где его уже давно называли по имени), однако каждому было ясно, о ком идет речь. Ему был приклеен также ярлык «апологета империализма, феодализма и реакционной буржуазии». Было заявлено, что Лю Шаоци «фальшивый революционер, контрреволюционер», «буржуазный компрадор», «подпевала, пропагандирующий империализм, феодализм и контрреволюцию». Его называли «Хрущевым, находящимся рядом с нами», «китайским Хрущевым», которого необходимо «раскритиковать до конца». В статье, «извращая факты и приписывая надуманные обвинения», Лю Шаоци и его сторонники осуждались за «смертельный страх перед империалистической агрессией, угрожавшей Китаю», за то, что они «поддались давлению со стороны империализма». Эту статью Мао Цзэдун отнес к числу «программных», ибо, по его же словам, она открывала «новый этап» в развитии «культурной революции».
Прочитав программную статью, Лю Шаоци сказал своим дочерям: «В данной статье много лжи. Когда это я называл этот фильм патриотическим? Когда говорил о себе как о „красном компрадоре“? Это все не соответствует фактам, это поклеп! Никогда еще внутрипартийная борьба не характеризовалась таким отсутствием строгости в подходе к делу. Я не против революции и не против Председателя Мао Цзэдуна; именно я выдвинул на VII съезде партии положение об идеях Мао Цзэдуна. Я вовсе не меньше других пропагандировал идеи Мао Цзэдуна… Еще в августе прошлого года на заседании я говорил, что ничего не боюсь (не боюсь, что отрубят голову, посадят в тюрьму, выгонят с работы, исключат из партии, заставят развестись с женой. — В.У.); если этим людям нечего бояться и они чувствуют правоту и ясность своей позиции, то можно начать дискуссию! Поспорить на пленуме ЦК, вынести дискуссию в массы! Я хотел бы кое-что сказать; мне есть что сказать стране, народу, нашей партии и широким массам кадровых работников!»
[481]
7 апреля 1967 г. Лю Шаоци представил в ЦК КПК свой письменный ответ на обвинения, предъявленные ему в статье Ци Бэньюя, пытался разъяснить истинное положение вещей, приводя факты. С подлинника его письма тут же сняли копию и в виде дацзыбао вывесили в Чжуннаньхае. Однако вскоре эта дацзыбао была сорвана бунтарями со стены и порвана в клочья.
На следующий день Лю Шаоци уведомили, что его супруга вновь должна отправиться в университет Цинхуа «для проверки». Зная, чем это может кончиться, он был потрясен, несколько раз терял сознание.
9 апреля, несколько придя в себя, Лю Шаоци в волнении говорил своим домочадцам: «Я никогда не выступал против партии, не выступал против Председателя Мао. Другие выступали против Председателя Мао. Линь Бяо выступал против, Цзян Цин тоже выступала против. Я же всегда защищал Председателя. В те десятилетия, когда я руководил работой ЦК, были ошибки, то есть действия, которые шли вразрез с идеями Мао Цзэдуна. Но не было выступлений против. Ошибки в работе были! Но при всем том строго соблюдались партийные принципы. Я не занимался заговорами и интригами. Работу все делали сообща. Если хотите, чтобы я взял на себя ответственность, что же, и это можно! Но ошибки человек должен исправлять сам!.. Что же это получается: неужели другие всегда и во всем правы? Нет, надо и здесь видеть обе стороны вопроса. Почему, собственно говоря, не разрешается критиковать Группу по делам культурной революции? Что же, если кто-то думает иначе — надо его хватать? …В августе прошлого года перестал ведать работой ЦК, но ошибки продолжают совершаться. В будущем ситуация, при которой массы борются против масс, станет еще тяжелее. Если положение не изменить, то последствия будут гораздо тяжелее. Нельзя больше сваливать ответственность на меня. Стольких работников выгнали, кто же будет работать? Кто будет руководить производством?»
