«Когда Дэн Нань пришла домой, — вспоминала Маомао, — она сказала нам, что наш старший брат, не вынеся бесчеловечного обращения, не захотел больше терпеть оскорблений и, улучив момент, когда надсмотрщик отвлекся, выпрыгнул из окна верхнего этажа здания, выразив тем самым свой последний протест. Перед этим он написал письмо, в котором говорилось: „Я ничего не понимаю в великой культурной революции, и особенно ничего не понимаю из того, что ставится в вину моему отцу… Бунтари запрещают мне говорить и позволяют мне открывать рот только тогда, когда они сами этого потребуют, я лишен возможности высказаться; и в таких условиях у меня действительно нет выхода“. После того как Пуфан выпрыгнул из окна, разбился и потерял сознание, бунтари Пекинского университета заволновались и растерялись. Сначала они отвезли Пуфана в одну из больниц, но там врач, как только услышал, что речь идет о сыне „второго главного из идущих по капиталистическому пути“, наотрез отказался лечить его. Затем они попытались отвезти Пуфана еще в несколько больниц, но его нигде не принимали. Это была поистине эпоха мрака, ужасающей бесчеловечности. Жизнь человека в то время стоила не больше, чем сорная трава».
«Когда Пуфан разбился, — вспоминала его сестра, — то у него оказался перелом одиннадцатого и двенадцатого грудных позвонков и первого поясничного позвонка; хотя нижними конечностями он не владел, но от области живота и выше у него по-прежнему сохранилась чувствительность. Как известно любому медику, при таких обстоятельствах необходимо было немедленно делать операцию; надо было очистить раны и снизить давление, в противном случае при кровотечении в позвонках кровоток мог устремиться в противоположном направлении, то есть вверх, а когда кровь сгустилась бы, мог бы усугубиться паралич. Если бы в то время было проявлено хотя бы немного человеколюбия, если бы оказалось возможным своевременно сделать операцию Пуфан не стал бы инвалидом. Но в то время, в той политической атмосфере Пуфана считали „отродьем“, которое „поставило себя вне общества, само отреклось от народа, само себя отделило от народа“. То, что в этих условиях его не оставили просто подыхать, а поместили в больницу (в конце концов его поместили в Третью Пекинскую городскую больницу, персонал которой принадлежал к группировке Не Юаньцзы. — В.У.), уже рассматривалось как проявление „великодушия“ и тут уж ни о каком лечении не могло быть и речи. Именно поэтому область паралича у Пуфана день ото дня распространялась все выше, и если в самом начале ее граница была на уровне одиннадцатого грудного позвонка, то потом она поднялась до уровня седьмого позвонка. Иными словами, он потерял чувствительность везде, во всем теле ниже груди; он не мог справлять ни большую, ни малую нужду; это был паралич, распространившийся на высокие области, состояние, при котором уже не было возможности вылечится»
[499].
18 июня 1968 г. во время заседания, на котором заслушивались отчеты о расследовании «преступлений» Дэн Сяопина, Цзян Цин заявила: «Вы обязаны самым серьезным образом проанализировать материалы, касающиеся Дэн Сяопина. Весьма вероятно, что он предатель. Я постоянно анализирую материалы, которые касаются Дэн Сяопина. Я вместе с вами веду против него борьбу. Необходимо ухватиться одновременно и за вопросы, которые имеют отношение к настоящему, и за вопросы, которые имеют отношение к его биографии, к истории»
[500]. После этого заседания Кан Шэн вызвал к себе руководителя «Группы по особому делу Дэн Сяопина» и передал ему десять огромных папок, которые были составлены цзаофаневской «Группой по критике Дэн Сяопина» и которые до той поры хранились у него лично. Кроме того, он предал эту «группу» «показания», или «признания о преступлениях», выбитые у старых товарищей, которые в свое время служили в 7-м корпусе Красной армии, а также соответствующие фотографии.
Следует сказать, что градация наказаний в период «культурной революции» была разной. Те, которых признавали совершившими ошибки в «линии», применительно к «линии» партии, либо Мао Цзэдуна, или те, кого признавали «идущими по капиталистическому пути» и кого после этого «свергали», могли быть «реабилитированы» после пересмотра их дела. А вот те, кто обвинялся в национальном предательстве, в шпионаже, те, к кому имелись «вопросы» об их прошлом (за примерами далеко ходить не надо: Гао Ган, Жао Шуши, Пэн Дэхуай, Лю Шаоци), уже при жизни не подлежали «реабилитации», и они до смерти находились в изгнании.
За полтора летних месяца «Группа по особому делу Дэн Сяопина» после нескольких переделок составила «сводный доклад» о «преступных деяниях» Дэн Сяопина. 25 июля 1968 г. члены «группы» собрались в Восточном зале Дома ВСНП для специального доклада Кан Шэну и людям Линь Бяо: Хуан Юншэну, У Фасяню, Е Цюнь, Ли Цзопэну. Прослушав доклад, Кан Шэн заявил, что теперь, как видно, материалов собрано немало, и весь вопрос в том, как их использовать, какое применение им найти, одновременно он отметил, что историческая часть деяний Дэна выглядит при этом слабее. У Фасянь сказал, что существуют вопросы относительно того, как именно Дэн Сяопин вступил в партию; ведь все те, кто его рекомендовал, уже мертвы, и теперь сопоставить показания свидетелей невозможно
[501]. После полученных указаний Кан Шэна «группа» еще около суток дорабатывала материалы, и наконец, был подготовлен окончательный вариант «сводного доклада», называвшийся: «Главные преступления Дэн Сяопина — второго самого крупного в партии лица, стоящего у власти и идущего по капиталистическому пути». Доклад состоял из семи разделов общим объемом более чем в 15 тыс. иероглифов. Данный доклад затем был представлен во «вторую канцелярию». Вскоре на этом докладе поставили свои кружочки в знак того, что они с ним ознакомились, Кан Шэн, Хуан Юншэн, Е Цюнь, Ли Цзопэн. Кан Шэн наложил на документ следующую резолюцию: «Как можно скорее направить на просмотр Председателю, заместителю Председателя Линь Бяо и товарищам из ЦК КПК, ГКР ЦК КПК. Отпечатать 52 экземпляра»
[502]. Спустя два дня из канцелярии Кан Шэна несколько раз звонили в «Группу по особому делу Дэн Сяопина» и говорили, что достопочтенный Кан Шэн весьма доволен этим сводным докладом.
Материалы по всем «особым делам» спешили закончить до осени 1968 г., так как по решению Мао Цзэдуна планировалось провести 12-й пленум ЦК КПК 8-го созыва, на который и представить подготовленные материалы.
22 и 24 сентября 1968 г. «первая» и «вторая» канцелярии по особым делам ЦК КПК провели заседания в Восточном зале Дома ВСНП, заслушав все 23 «дела» и квалифицировав все «преступления» обвиняемых. Лю Шаоци клеветнически назвали «предателем, провокатором, штрейкбрехером», «самым крупным лицом в партии, находящимся у власти и идущим по капиталистическому пути»; Дэн Сяопина квалифицировали как «второе самое крупное лицо в партии, облеченное властью и идущее по капиталистическому пути», «преступления» которого «относительно глубоко скрыты»
[503].
