Получить ученую степень, а следовательно, и возможность назначения на высокую чиновничью должность было всегда заветной мечтой образованного человека. Но для успеха на экзаменах надо было хорошо знать классические книги древности и обладать исключительной памятью, так как основное требование к экзаменующемуся — умение написать сочинение на заданную тему, в качестве которой предлагалась цитата из классической книги. Помимо классических книг экзаменующийся должен был хорошо знать поэзию, обладать изящным слогом и каллиграфическим почерком.
В старом Китае у человека, как правило, было несколько имен. Первое — так называемое маленькое, детское, или «молочное», имя («сяо мин», «жу мин», «най мин») — ребенок получал при рождении. Для детских, ласкательных имен чаще всего подбирались поэтические слова. Когда ребенок поступал в школу или начинал учиться дома, отец или учитель давали ему другое имя: «официальное имя», «книжное имя», «большое имя» или «школьное имя» («гуань мин», «шу мин», «да мин» или «сюэ мин»). Оно закреплялось за китайцем на всю жизнь и употреблялось во всех официальных случаях. Кроме того, друзья, учителя или родители давали юноше, когда он становился совершеннолетним, еще одно — «цзы». Им его не называли родители и родственники, так же как взрослого человека не называли по его «молочному» имени. Обычно образованный человек имел также и прозвище («хао»). Прозвище употреблялось в обращении друг к другу хороших знакомых и друзей. Обращение к сыну или внуку по прозвищу звучало так же, как если бы у нас обращались к сыну или внуку по имени и отчеству.
Ученые-литераторы нередко подбирали себе еще и «литературный псевдоним» («бе хао» или «бе мин»), буквально: «другое прозвище», или «другое имя», либо «би мин», буквально: «имя, записанное кистью», которое иногда упрощенно тоже называли «хао». Для псевдонима выбирались поэтические слова, обозначающие благородство, силу, красоту и т. п. Специфического отличия между женскими и мужскими именами нет: по иероглифам не всегда можно понять, о ком идет речь, о мужчине или о женщине. Исключение составляли женские имена, в состав которых входят иероглифы, обозначающие названия цветов или трав (орхидея, цветы, душистый, ароматный и т. д.). В соответствии с этими традициями дали специальное имя и маленькому Кан Шэну.
Чжан Ван (так назвали маленького мальчика) рос умным, смышленым и шаловливым. Он был гордостью родителей. До восьми лет мальчик рос как «дикая, необузданная лошадь», зная только одни развлечения. К восьми годам отец решил заняться воспитанием и обучением сына. Он нанял ему частного учителя, который занялся с мальчиком изучением канонических книг. Первой из них стало «Троесловие», обязательное для изучения в школе уже на первом году учебы. Такое название книга получила потому, что каждая строфа в ее тексте состоит из трех иероглифов. В книге, написанной в XIII в., кратко излагается сущность конфуцианской морали, прославляются древние мудрецы, описываются важнейшие исторические события. Далее мальчик перешел к штудированию старинного трактата X в. — «Фамилии ста семей» («Байцзяссин»), — который представляет собой зарифмованный по строфам список часто встречающихся около ста китайских фамилий.
Следующей книгой был «Тысячесловник», написанный в VI в. и состоящий из тысячи ни разу не повторяющихся иероглифов. Далее Чжан Ван перешел к заучиванию «Четверокнижия» («Сышу») или «Малого канона», появившегося в XII в. и включавшего произведения, выражающие основы конфуцианства, затем штудированию «Пятикнижия» («У цзин»), куда входят «Книга обрядов», «Книга перемен», «Книга истории», «Книга песен» и летопись «Чуньцю» («Весна и осень»). Понятно, что каждый культурный китаец, а тем более тот, кто в будущем претендовал на получение какой-нибудь должности, должен был хорошо знать «Пятикнижие». Этим китайским премудростям мальчик учился до 13 лет, а затем был направлен отцом в Циндао, где находилась довольно известная в то время школа, основанная немецкими миссионерами в 1890 г. В ней изучались не только традиционные китайские учебники и книги типа «Четверокнижия» и «Пятикнижия», но и некоторые достижения общественной и научной мысли Запада. Когда мальчик попал в эту миссионерскую школу, он и его родители были ознакомлены с учебным уставом школы, состоящим из трех пунктов: 1. Учиться за закрытыми дверями. 2. Не интересоваться политикой. 3. Не участвовать в общественных движениях и кампаниях.
Девятнадцатилетним юношей Кан Шэн закончил в 1917 г. эту миссионерскую среднюю школу, узнав для себя много нового и любопытного о мире, чего он не мог постичь в своей родной деревне с частным учителем. В школе он начал благоговеть и преклоняться перед Германией. В 1917 г. юноша поступил на учительские курсы в Чжучжэне, окончив их через год. У Кан Шэна возникло желание устроиться на службу либо в военное ведомство, либо в органы власти, но места для себя он там не нашел, и в конце концов устраивается работать учителем начальной школы в уезде Чжучэн родной провинции Шаньдун. К этому времени молодой учитель был уже три года как женат. Отец подыскал ему невесту из родных мест. У первой жены от Кан Шэна было двое детей: мальчик, которого звали Юйминь, и дочь Юйин по фамилии Чжан (дочь в дальнейшем работала на папиросной фабрике в Циндао, сын уже после «культурной революции» стал ответственным работником в городе Ханьчжоу). Однако когда он перебрался в Шанхай, он ее бросил.
Здесь же в этой начальной школе училась будущая жена Мао Цзэдуна Цзян Цин. По утверждению дочери Дэн Сяопина, с Цзян Цин Кан Шэна связывало многое: мать Цзян Цин была старой служанкой в семье Кан Шэна. Девочка почти ежедневно посещая школу, проходила мимо дома Кан Шэна, неоднократно видела молодого двадцатилетнего учителя в школе. Возможно, здесь маленькая девочка ближе познакомилась с молодым учителем. Волны движения «4 мая»
[2] 1919 г. вскоре докатились и до здешних мест, и молодой Кан Шэн задумался о необходимости перебраться в какой-нибудь крупный город Китая. Весной 1924 г. он заявил своим домашним, что принял решение уехать в Шанхай. В то время в мире Шанхай называли Жемчужиной Востока, Парижем Азии, и наконец, Городом Желтого дьявола. Китайские власти называли его Великим Шанхаем. Огромный город с мощеными асфальтом улицами, с громадными зданиями, пышными многоэтажными отелями, широкими авеню, по которым движется тысячная пестрая людская масса, большим количеством мчащихся сигналящих и ревущих автомобилей, длинными кварталами злачных мест с проститутками, гетерами и опиумом, биржевыми «брокерами» — комиссионерами, играющими на разнице в цене между «золотом и серебром», делающими прибыль на спекуляции, посредниками всякого типа и сорта, мчащимися в экипажах в погоне за прибылью из банка в банк. Этот город привлекал многих молодых людей. Одновременно Шанхай был городом монотонного ритмического «пения» китайских полуголых чернорабочих, кули, переносящих тяжести или разгружающих иностранные корабли, город худых и поджарых рикш, перевозящих тележки с седоками, покрикивающими на них. Шанхай был клоакой мира с неисчислимым множеством баров, распивочных мест, где пропивают, покупают и продают опий, душу и женское тело. Шанхай — город с отборными смуглыми индусами в чалмах в роли верных и «преданных» стражей полицейского порядка, и важными и гордыми англичанами в роли высших «блюстителей» порядка.
