– Ага, – повторил я и ткнул большим пальцем в экран у себя за плечом.
– Нам не следовало и смотреть эти варианты до следующего года, пока не будет ясности с постоянным контрактом, – признал он. – Вот только сейчас рынок идеален для покупателя. Наш риелтор говорит – сейчас самое время. А кто знает, что будет в следующем году?
– Кто знает, что будет завтра? – подхватил я.
– И еще одно, – продолжал он, пристально в меня всматриваясь. – Все эти разговоры насчет сокращения штатов. Как говорится, последним пришел, первым ушел…
– По части слухов апрель – худший месяц, – напомнил я.
– Что ж, если что-то узнаете, надеюсь, вы мне скажете, потому что мы в самом деле подумываем. Джун считает, Аллегени-Уэллс – хорошее вложение в недвижимость.
– То есть Салли так думает?
– Нет, Джун. Она уговаривает Тедди купить там дом.
Она уже лет десять донимает Тедди, но Тедди не может решиться на подобные траты.
– Зачем же отказываться от своей мечты? – поддразнил я Илиону.
Он вытаращился недоуменно.
– Жить в интегрированном сообществе.
– Ну да, – сказал он. – Конечно, мы и к другим местам присматриваемся.
– И всегда есть шанс, что Аллегени-Уэллс превратится в интегрированное сообщество, – напомнил я, поднимаясь. – Говорят, тренер Грин подумывает поселиться там.
– И потом, мы же не застрянем навсегда в Рэйлтоне, – добавил он.
На этот раз я не сдержал улыбку.
– Мы все когда-то так думали, парень.
Пол Рурк забирал на кафедре свою почту, когда я вошел. Он посмотрел на меня поверх очков для чтения, и я попытался сообразить, давно ли он ими обзавелся. Я заметил, что в его волосах прибавилось седины, а щеки стали одутловатее с тех пор, как я последний раз внимательно к нему приглядывался, а было это, должно быть, лет десять назад. Вид у него взъерошенный, и я невольно подумал: уж не становится ли он одиноким пьяницей, как Билли Квигли. Выглядит так, словно с кем-то подрался, – не со мной и не с кем-то на гуманитарном факультете, а, например, с кафедры физкультуры.
– Утречко, преподобный! – сказал я. – Новый славный денек, хвала Господу!
– Привет, мудозвон, – ответил он, вновь сосредоточиваясь на почте, основную часть писем он сразу, не вскрывая, бросал в мусорную корзину у своих ног. – Видел твое шоу прошлым вечером, – продолжил он, не отрываясь от своего занятия, – поработать над ним следовало бы.
Мнение Рурка обо мне пребудет неизменно. Как бы я ни старался обратить все в шутку, забавным я быть не умею. Рейчел перестала стучать по клавиатуре и тревожно следила за нами. Я подмигнул ей – мол, все в порядке, вряд ли два старых (былых) врага перейдут к бурной ссоре прямо сейчас. Но она помнит, как Рурк однажды шмякнул меня об стену во время кафедральной рождественской вечеринки, и напрягается, стоит нам с ним оказаться в одном помещении. Наверное, если она полувлюблена в меня, ей не хочется, чтобы меня побили.
– Посмотрите-ка в словаре слово «мудозвон», – сказал я и продиктовал по буквам. – Кажется, меня тут оскорбили, но я не вполне уверен.
К моему изумлению, Рейчел вызвала на экран словарь и сверилась с ним – должно быть, из любопытства, так-то она почти никогда не выполняет мои указания. Если б она слушала мои указания, ее бы сегодня и на работе не было.
– Говорят, у нас может появиться новый сосед, – сказал я Рурку.
Он закончил возню с почтой, лишь одно послание счел достойным того, чтобы его вскрыть. Прочел первый абзац документа, в котором было по меньшей мере три страницы, и его тоже отправил в мусорную корзину. Должны же быть во мне, в моем поведении, хоть какие-то черты, восхищающие Рурка так же сильно, как меня восхитила его расправа с почтой, – но если такие черты и есть, свое восхищение он держит при себе.
– Наш юный коллега-втируша? Говорил он тебе, что мечтает жить в интегрированном сообществе?
– Только что, – признался я. – Но думает, что от этой мечты, возможно, придется отказаться.
– И что ты ему посоветовал, исходя из своего тайного знания о будущем каждого из нас на кафедре?
Я предпочел не спрашивать, что он подразумевает под «тайным знанием».
– Посоветовал ему покупать с правильной стороны от дороги.
– То есть он не входит в твой список? Или ты хочешь не только уволить его, но и разорить?
– В какой список?
– Хочешь знать правду? Я почти надеюсь, что ты включил в него и меня.
Я чуть было не повторил снова «в какой список», но тут Рейчел щелкнула мышью, выходя из словаря.
– Его тут нет? – известила она. – Мудозвона?
Рурк глянул сперва на меня, потом на нее.
– Конечно, его там нет, – сказал он. – Вот он, прямо передо мной.
Неплохая заключительная реплика.
– Послушайте, – сказал я Рейчел, когда Рурк вышел. – Вы же моя секретарша, не забыли? Это мне вы должны подавать реплики.
– Мне жаль?
– Откуда мне знать, жаль вам или нет?
Этим я окончательно сбил ее с толку.
– Понижайте интонацию к концу фразы, – напомнил я, проходя в свой кабинет.
Очевидно, Мег успела нанести мне новый визит: посреди испорченной промокашки красовался перезрелый персик – один. Мгновение я присматривался к персику, затем переключился на записку Рейчел: моя подруга Боди Пай с отделения женской проблематики пыталась со мной связаться. Ткнув пальцем в переговорное устройство, я попросил Рейчел зайти.
– Извините меня за звонок прошлой ночью, – заговорил я, дождавшись, чтобы она закрыла за собой дверь. – Если вы и Кэл решили помириться, это же прекрасно.
Поскольку она молчала, я продолжил:
– Нельзя было звонить так поздно, и конечно, я не вправе был говорить, что он мне не по вкусу. Это недопустимо.
Рейчел уткнула взгляд в руки и рассматривала их, пока я произносил свою речь. Интересно, нравятся ли они ей так же, как мне? Это не девичьи руки, они испорчены мытьем посуды, порезами от бумаг, ожогами во время готовки – и все же изящны, прекрасны, я бы хотел подержать ее руки в своих.
– Мы вовсе не? – произнесла она, и на этот раз ей удалось сбить с толку меня. – Не собираемся мириться?
Как глупо – эта мощная волна облегчения, захлестнувшая меня. Я пытался себя уверить, что чувствую к Рейчел лишь благопристойную привязанность, но, по правде говоря, как-то это не совсем благопристойно. Слишком Рейчел красива для благопристойной привязанности. Хотя вроде бы совсем неблагопристойной ее тоже не назовешь. Существует ли нечто более-менее посередине между благопристойностью и неблагопристойностью? Есть ли имя для промежуточного царства? Королевство трусости? Княжество альтруизма? Сады Академа?
