– Это значит, что над ними надо поработать.
– Это плохо?
– Только если вам не хочется работать над ними.
– Я хочу работать?
Невольно я задумался: после того как выйдет сборник рассказов, научится ли Рейчел произносить утвердительные фразы, понижать интонацию к концу предложения.
– Рейчел, начните уже получать удовольствие. Хвастайтесь своим успехом. Позвоните этому мудаку, своему мужу. Напомните: «Я же тебе говорила!» Нет других четырех слов, которые доставили бы человеку большее удовлетворение. У вас внутри что-то лопнет, если вы не произнесете эти слова.
В коридоре началось какое-то движение, кто-то подергал дверь, соединявшую кабинет с кафедрой. Я отошел к другой двери, той, что открывалась в коридор, приоткрыл на щелочку. Съемочная команда уже на месте, расставляют свет и зонтики.
– Они звонили? – сказала Рейчел. – Хотели взять у вас интервью?
– Обложили, как таракана, – проворчал я.
– Надо было сразу об этом сказать? – всполошилась Рейчел.
– Не глупите, – ответил я. – А вы сами не хотите меня спросить, не я ли убил гуся?
– Нет?
– Почему нет?
– Потому что вы не убивали? Потому что это не было бы хорошей шуткой?
Как чудесно, когда тебя идеально понимают. Особенно если понимает женщина, в которую ты мог бы влюбиться при благоприятных обстоятельствах. Особенно когда обстоятельства не так уж катастрофически неблагоприятны.
– А вы осознаете, что когда выйдет ваша книга, то секретарша нашей кафедры окажется более значительным лицом, чем все преподаватели, которым она помогает?
Хватит уже запугивать эту несчастную, но я никак не мог удержаться. Кроме того, не так уж она запугана, не целиком. Есть и тайная часть ее души, которая сейчас ликует, – как же иначе. Моя тайная душа вот тоже поет.
– Они меня возненавидят? – спросила она.
– Они вас и так ненавидят. За то, что вы на моей стороне.
– Кстати, я вспомнила? – Она раскрыла папку, скрепленную тремя кольцами, и вытащила толстую брошюру, в которой я опознал устав кафедры английской литературы. Рейчел протянула мне устав, раскрыв его на той странице, где описывалась процедура низложения заведующего. Желтым она отметила пункт, на который хотела обратить мое внимание, – для импичмента требуется три четверти голосов.
– Ишь ты, – удивился я. – Я-то думал, достаточно двух третей.
– И Финни тоже? Я слышала, как он говорил?
– Странно, чтобы Финни ошибся в таком вопросе, – сказал я, сверяя дату на обложке устава.
– Правило двух третей не действует с 1971 года, когда сместили профессора Кварри?
Я смутно припомнил: Джим Кварри как раз и принял на работу меня и Джейкоба Роуза. Понятно, почему его сместили. Но я не помнил, как я сам проголосовал в тот раз.
– Сколько членов кафедры имеют право голоса?
– Двадцать восемь?
– Снимите тридцать копий, – попросил я. – Но никому не рассказывайте.
Она протянула мне стопку – тридцать копий. Фантастика.
Выпроводив Рейчел, я снова приоткрыл дверь и убедился, что толпа растет. Приехала Мисси Блейлок и, как всегда, бесконечно отлаживала звук. «Ты уверен, что он там?» – расслышал я чей-то вопрос. «Вон его кабинет!» – ответил кто-то, и все повернулись и уставились на дверь, из-за которой я выглядывал.
Я сделал глубокий вдох и шагнул в коридор, под этот свет. Мисси проворно ухватила меня под руку и потащила к камере. В коридоре размахивали плакатами и снова распевали ту же песню, что в пятницу: «Остановите Деверо! Остановите бойню!» Мои коллеги, все, кто не был занят в аудитории, вышли в коридор полюбоваться этим зрелищем.
– Мы находимся в рэйлтонском кампусе Западно-Центрального Пенсильванского университета и беседуем с профессором Генри Деверо, главой английской кафедры. Профессор, в прошлую пятницу вы пригрозили убивать по утке в день, пока не получите бюджет. Сегодня утром была обнаружена утка, повешенная на ветке дерева здесь, в кампусе. (Гусь, поправил кто-то.) Известно ли вам что-либо об этом инциденте?
– Без комментариев, – ответил я, и с галерки послышался стон.
– Это его рук дело! – крикнул кто-то. – Да вы посмотрите на него!
– Вы получили бюджет, как требовали?
Я признался, что бюджета нет как нет.
– Существует ли причинно-следственная связь между этим фактом и смертью утки?
– Гуся! – крикнул кто-то, потеряв терпение, и я обшарил взглядом толпу в поисках Тони Конильи.
– Без комментариев.
– Мы только что беседовали с Ричардом Поупом, главным администратором кампуса, и доктор Поуп сказал: он совершенно уверен, что вы невиновны в этом преступлении.
– Он не может быть уверен, – указал я, – разве что он сам это сделал.
Мое дикое предположение совершенно сбило Мисси с толку.
– Вы хотите сказать, он в этом замешан? – спросила она, не веря своим ушам.
– У него тоже нет бюджета.
– Вы считаете, последуют новые убийства?
– Вы считаете, я получу наконец бюджет?
Как только камера выключилась, кто-то завопил: «Убийца», и распевка началась по новой. Лу Стейнмец прокладывал себе путь в толпе. Кто-то крикнул: «Арестуйте его!»
Лу набросился на демонстрантов и велел им разойтись, что они и сделали без особой охоты. Мне показалось, Лу Стейнмец выглядел постаревшим – он осознал, что у него осталось уже немного шансов подавить когда-нибудь в жизни студенческий бунт. Разделаться с радикальным профессором английской кафедры – хоть какое-то утешение.
– Уделите минутку, профессор?
– Не сейчас, Лу, я занят.
– Я мог бы настоять.
– Попытайтесь.
– Попытаюсь.
– Вот только у меня связи на уровне губернатора, – сообщил я. – Можете схватить меня и сунуть в камеру, но не успеете оформить бумаги, как я уже буду на улице вместе с прочими подонками.
Лу серьезно посмотрел на меня. Он был почти уверен, что я шучу, – но лишь почти.
– Давайте зайду к вам во второй половине дня после занятий?
Он ушел, а ко мне устремилась Мисси:
– Мне надо поговорить с вами об этом вашем приятеле.
Вообще-то меня вовсе не порадовало, что Мисси намерена обсуждать со мной Тони Конилью. Я оставил их вдвоем – двух счастливо обнаженных, совершеннолетних, на все согласных – в джакузи на веранде у Тони. Если у Мисси Блэйлок задним числом появились сожаления – что, на мой взгляд, более чем вероятно, – лучше бы она не изливала их мне, особенно если хочет выдавить из меня сочувствие.
