Слова кончились.
И мы, молча, мерили шагами набережную целых сорок минут. В свете фонарей. Оба чувствовали, что нужно поговорить, и не знали о чем. Да, может, и не стоило. Разбитую чашку не склеишь. Каждому лучше идти своей дорогой. Я скользила взглядом по мягким волнам реки, Донских разглядывал свои ботинки.
Меня тянуло к нему, но все это больше смахивало на патологическое влечение. На ускользающий образ несбывшихся надежд, попытка вернуть которые была бы бессмысленной. Логичнее было бы попрощаться навсегда. Расстаться без обид, отпустить друг друга сердцем. Слишком сильные обиды, слишком тяжелый груз, чтобы взвешивать его на вновь возобновленные отношения.
Этот город казался огромным, набережная бесконечной, а река и вовсе неисчерпаемой.
Я остановилась и подняла повыше воротник, пытаясь спрятать в него замерзшие уши.
- Спасибо, что проводил. Отсюда дойду сама.
Он удивленно распахнул глаза.
- Ты уверена?
Я опустила голову.
- Угу.
- У тебя есть телефон?
- Зачем тебе?
- Вдруг вспомню что-то, что забыл сказать сегодня.
- Позвони на вахту, попроси 217 комнату.
- Хорошо…
Я выдохнула и пожала плечами:
- Прости, я пойду.
Донских кивнул.
Зря мы сегодня встретились. Плохо, что так все обернулось. Как теперь смотреть Косте в глаза? Как жить? Мы все испортили. Былое не вернуть.
Я развернулась и побежала по тротуару, больше не оглядываясь. Краем глаза, поворачивая налево, выхватила в полоске света его силуэт. Он стоял, сложив руки в карманы. А над ним целое небо звезд.
Так больно.
Я пробежала вдоль здания института, свернула в нужный переулок. Через сто метров, наконец, достигла общежития. Вспрыгнула по лестнице вверх, подошла к двери, открыла и с разбегу уткнулась в чью-то мощную грудь. Подняла глаза.
Донских. Собственной персоной. Стоит и гипнотизирует меня взглядом.
- Ты что здесь делаешь?
- Вспомнил кое-что, - взволнованно ответил он.
- Что?
- Вот это.
Он вдруг схватил меня за воротник, резко дернул на себя и поцеловал так крепко, что я чуть не потеряла сознание.
***
Что мы вообще знаем об отношениях?
Это эмоции. Это нежность, секс, совместные цели, личные, и, наконец, быт. Но есть еще кое-что над всем этим. Оно называется – обычная жизнь. И она чертовски трудная, длинная, полная разных проблем и переживаний. И тогда приходит понимание, что одной любви недостаточно, и над отношениями надо работать. И над собой.
Но понимание этого приходит не ко всем.
У нас не было шикарной свадьбы, да мы в ней и не нуждались. Белое ситцевое платье до колена, простенькие зеленые туфельки и вместо букета невесты - веточки только распустившейся ароматной черемухи. Ее листочки были единственным, что гармонировало с цветом обуви, поэтому Мурзя даже не стала тревожно закатывать глаза при виде моего образа. Пожалуй, первый раз в жизни. Просто благословила.
А Серега?
Сереге всегда нравились мои эксперименты с красками и оттенками. Будь то странное фиолетовое пятно, которое я нарисовала на стене в нашей первой съемной квартире, или оранжевая клякса с красными разводами, которой я украсила его мотоцикл. Он долго смотрел, а потом, довольно кивая, добавлял от себя пару штрихов и деталей.
Мы гуляли до утра. Весело, с шампанским, с песнями и мордобоем.
Тех, кто подрался, мы не знали. От слова совсем. Так много народа собралось в арендованном кафе на набережной! Я думала, что это были Серегины сослуживцы, а он принял их за моих знакомых со скорой или из больницы. В общем, стенка на стенку, разбитая мебель, куча незнакомых побитых людей, которым тут же пришлось оказывать помощь. Матерящийся Смоляков с кучей бинтов, добытых из всех машин, включая взятый напрокат лимузин. Машка, нашедшая и в этой суматохе повод его приревновать. Разбитые стекла повсюду, музыка и свист.
Короче, бедлам. Не меньше.
Апофеозом этой абсурдной ситуации стал приезд машин скорой и милиции и дружный крик толпы:
- Ребята, у нас здесь все свои!
И следовавший за этим безумный хохот. Донских каким-то образом умудрился все быстренько разрулить, договориться с хозяином кафе и даже напоить прибывших на подмогу коллег с патрульно-постовой службы.
Рассказывали, что кто-то даже купался той ночью в ледяной Волге, но мы этот момент пропустили, потому что среди всей разношерстной толпы нашли вдруг странного сутулого парня, с головы и до ног покрытого татуировками. И сбежали с ним с собственной свадьбы. Вы ничего не подумайте, сбежали мы к нему в студию. Втроем. Там он сделал нам с Серегой одинаковые татуировки на щиколотках.
Кто это придумал, не помню. Честно. Вероятно, была не со всем трезва от любви и количества выпитого. Мы сидели с Серегой на столе и целовались, так было проще терпеть боль. А утром я проснулась и обнаружила на коже ноги рисунок в виде кардиограммы: длинная кривая с неровными пляшущими зубцами, в конце завивающимися в сердечко. Какая пошлость!
Но довольно милая. Тем более такая же татуировка теперь имелась и у моего мужа.
Мужа!
Я готова была повторять это слово постоянно. И первые полгода совместной жизни, пока мы доучивались и обустраивали наше гнездышко, были непрекращающимся весельем. Настоящей сказкой. Мы привыкали к новым нам и заново узнавали друг друга.
Да, Серега сильно изменился. То, что он пережил на войне… Он не любил об этом рассказывать, но я видела отпечаток тех событий в каждом его слове и действии. Донских стал жестче, циничнее, хладнокровнее. Пытался с пользой прожить каждую минуту, все чаще говорил о ценности семьи, мечтал о детях, но нельзя было не заметить, что в его отношении ко мне появились повелительный тон и нетерпимость.
Желание подчинить меня своей воле и мое сопротивление этому на втором году совместной жизни сделали его нервным и злым. У Сереги были совершенно четкие планы: подняться по карьерной лестнице, обзавестись домом и детьми. И в эту схему никак не вписывался наш новый жизненный ритм.
Адская оперативная работа высасывала из него все соки. Он приезжал домой с суток, падал рядом со мной лицом в подушку и засыпал. Во сне вскрикивал, стонал, ругался и размахивал руками. Мне приходилось полночи гладить его, успокаивать, уворачиваться от случайных ударов, а утром усталой и не выспавшейся топать на работу, где тоже нужно было завоевывать свое место под солнцем.
Серега просыпался и уходил на службу, а я возвращалась домой. Иногда нам удавалось сталкиваться в дверях. Но чаще мы могли не видеться по несколько дней. Бывали и случаи, когда запланированный семейный отдых вдруг нарушал звонок с работы, и он был вынужден уехать, подчиняясь приказу начальства. Почти замкнутый круг.
