***
— Куда ты руки к чемодану тянешь, Мила? – грозно смотрю на девушку, которая намеревается поднять тяжесть. – Успокойся. Нам весь багаж донесут до купе нанятые мной люди.
— Хорошо, – спокойно соглашается девушка и подходит к вагону, где проверяет билеты проводница.
Проходим проверку и заходим в поезд. Смотрю на плавные движения Милы и понимаю, что уже начало действовать лекарство со снотворным эффектом. Она садится на свою койку и тут же зависает, смотря в одну точку.
Молча умиляюсь этой картине и осторожно спрашиваю:
— Тебя потом разбудить, чтобы ты поела?
— Нет… — тихо отвечает девушка, снимая с себя кофту.
Тяжело быть женщиной. Приходится заморачиваться, как ты выглядишь, и пытаться спрятать недостатки любыми способами. Например, солнечными очками на половину лица, чтобы скрыть пластыри, или одеждой с длинными рукавами, чтобы не пугать окружающих кровоподтёками. И плевать, что сорокоградусная жара, главное – оставаться всегда красивой.
— Отдыхай, – посылаю улыбку, но Мила тут же отворачивается, взбивая свою подушку.
— Что с машиной? Нам что-то грозит за неё? – уточняет она, укрывая ноги.
— Тебе не нужно думать об этом. Я со всем разберусь, – уверенно говорю я, вспоминая, что нужно перезвонить Гене и узнать, что там с прокатным центром.
— Мил? – шепчу хриплым голосом, когда её глаза уже начали закрываться.
— Ммм?
— То, что было в амбаре… это самое правильное, что я делал в жизни… — произношу на одном дыхании и замираю в ожидании ответа.
Который Вольская решила оставить при себе, потому что вместо слов я получаю едва слышное сопение.
Вот так всегда…
Только выжал из себя признание, а никто не оценит.
Невыносимая женщина.
Всё через задницу с ней. Каждое слово, каждый поступок выходит наоборот.
Мда, тяжело мне с ней придётся.
Встаю со своего места и наглым образом двигаю Милу к стене, чтобы улечься рядом.
Под действием успокоительного она как безвольная кукла. Как положишь, так и лежит. Исполняю желание воющего внутри меня зверя и прижимаю желанную женщину к себе. Зарываю пальцы в мягких волосах, утыкаюсь носом в шею и дышу так глубоко, как только могу.
Я зависим. Пленён. Очарован.
После этой ночи в амбаре ни одна женщина не сможет затмить Вольскую.
Без её запаха я просто подыхаю. Не чувствовать её кожу для меня настоящая пытка. Не видеть в её глазах себя означает не существовать вовсе.
Быть в ней это вообще пик моего полёта. Другого слова не подобрать. Никогда я ещё не чувствовал ничего подобного от близости с женщиной. Стоило услышать первый стон Милы, и я улетел. Вкусив однажды верх совершенства, возвращаться вниз на землю уже не хочется.
Кто бы мог подумать, что вершиной моего счастья будет Вольская…
Прикасаюсь к её губам своими и дышу вместе с ней. Просовываю руку под футболку и обвожу пальцами пупок. Мягкая. Тёплая.
Веду руку вверх и, немного приспустив чашечку лифчика, накрываю ладонью упругое полушарие.
Кааайф.
Обвожу языком её губы, щипаю за сосок и злорадно усмехаюсь:
— Не хочешь встречаться с боссом? Уволю и устрою уборщицей в соседнее кафе… может, так до тебя дойдёт, паршивка, что лучше быть у меня под боком…
Возвращаю одну ладонь на грудь, вторую располагаю на женской аппетитной заднице, которая как выздоровеет, получит ремня, и разрешаю себе немного времени отдохнуть, а то эта командировка знатно перевернула всю мою натуру и изменила восприятие жизни в целом.
Глава 27
МИЛА.
— Нет, Ян. Спасибо, но нянька мне не нужна, – оборачиваюсь на босса у входа в свою квартиру и отвечаю на предложение «остаться и убедиться, что всё хорошо» сухой отговоркой. – Я не одна. Со мной будут родители. Спасибо, что проводил, но на этом всё, – собираюсь эффектно захлопнуть дверь прямо перед лицом начальника, но и тут не везёт. Резкий взмах руки, и мужская ладонь с силой впечатывается в дверь, губя мой замысел ещё в самом начале.
— Уверена в этом? – его взгляд сквозит беспокойством.
— Да.
— Мил, не хочешь поговорить о случившемся? – спрашивает Ян, когда я демонстративно отлепляю его руку и делаю шаг домой.
Серьёзно?? Он решил всё обсудить в последний момент?
— Вот завтра в офисе и поговорим… — жёстким голосом даю понять, что с утра его будет ждать уже не та заторможенная напуганная Мила, какой я являюсь сейчас, а выспавшаяся, прозревшая и проанализировавшая своё состояние обиженная женщина, и закрываю дверь.
Да, как бы я ни хорохорилась перед Барсовым и ни мнила себя непроницаемой, его молчание после совместной ночи и фраза об увольнении задела… и сильно. Хоть я и прекрасно помню, что мужчину интересовало только моё тело, всё-таки какая-то сентиментальная частичка меня ждала и надеялась, что именно я стану той, кто сумеет вытащить льдинку из сердца Яна и научит его испытывать тёплые чувства.
Не получилось. Не то, что не добралась до закрытого сердца, даже просто внутрь него не смогла заглянуть.
Только проблеск интереса ко мне, как к человеку… короткий и ничего не значащий. Барсов же тоже человек, и ему свойственны перемены, тем более под грузом впечатлений от экстремальных ситуаций.
Мне это понятно. Поэтому завтра я по-тихому напишу заявление об увольнении и сделаю максимально безразличный взгляд, чтобы не дай Бог не показать Барсову ту боль, которая щемит в сердце от мысли, что я больше никогда его не увижу.
Да, мудак.
Да, невозможный хам и зазнавшийся мужлан.
Да, я вообще не должна тратить время и о нём думать…
Но думаю же… и как остановиться, не знаю.
И это уже начинает пугать.
Если не положить конец этому крепнущему с каждым днём безумию прямо сейчас, то потом, я уверена, оно сломает меня и разрушит всю жизнь.
— Мам? Пап? Я дома! – делаю весёлый голос и громко кричу, проходя внутрь и готовясь с выражением рассказывать душещипательную историю, что я упала с велосипеда и сначала тормозила ногами, а потом подключила и лицо.
Но на мои выкрики навстречу выбегает только Кирюша.
— Кисулечка мой хороший, ты по мне скучал? – от души тискаю своего мурлыкающего любимца и набираю номер мамы.
Падаю на кровать, подставляю нос под шершавый язык кота и выясняю, что родители у себя в ресторане пытаются ликвидировать запарку на кухне.
Ой, как хорошо всё складывается! Не нужно никому ничего объяснять и можно спокойно сделать перевязку плеча и ног.